"Здесь все как будто из-под неволи, — говорит она в задушевной беседе своей с Варварой, золовкой своей. — И до смерти любила я в церковь ходить! Точно, бывало, я в рай войду, и не вижу никого, и время не помню, и не слышу, когда служба кончится. Точно все это в одну секунду было. Маменька говорила, что все, бывало, смотрят на меня, что со мной делается! А знаешь: в солнечный день из купола такой светлый столб вниз идет, и в этом столбе ходит дым, точно облака… И вижу я, бывало, будто ангелы в этом столбе летают и поют… А то, бывало, девушка, ночью встану, — у нас тоже везде лампадки горели, — да где-нибудь в уголке и молюсь до утра. Или рано утром в сад уйду, еще только солнышко восходит, упаду на колена, молюсь и плачу, и сама не знаю, о чем молюсь и о чем плачу; так меня и найдут. И об чем я молилась тогда, чего я просила, не знаю; ничего мне не надобно, всего у меня довольно".
Из этой исповеди ясно, что Катерина хотя и подчинена была сильному влиянию Феклуш, но дух ее не был окончательно забит в кандалы их узкого, нелепого, формалистического взгляда: она молилась в саду, на восходе солнца. "Не по чину, не по уставу", — сказали бы, качая головой, Феклуши, и согласились бы с ней вполне и Кабаниха, и Дикой, и весь городок, в котором живут они, и все темное царство, требующее молитвы только обрядной и отвергающее, как греховную, молитву свободную, молитву духа.
Кроме церкви, кроме душевной молитвы, свободно изливающейся при виде чудной красоты природы, есть еще одна отрада для бедной девушки, одаренной поэтической натурой, но, к несчастию, попавшей в тиски "Домостроя". — Это — сон.
"А какие сны мне снились. Варенька, — продолжает Катерина, — какие сны! Или храмы золотые, или сады необыкновенные, и все поют невидимые голоса, и кипарисом пахнет, и горы и деревья будто не такие, как обыкновенно, а как на образах пишутся. А то будто я летаю, так и летаю по воздуху".
Но и во сне Катерина не совсем свободна, и во сне «Домострой» с рассказами Феклуш гнетут ее. Этот запах кипариса, эти необыкновенные горы и деревья не созданы ли в воображении ее тяжелым мистицизмом?
А выросла Катерина с задатками характера пылкого и решительного. Она сама говорит о себе:
"Такая уж я зародилась, горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно; я выбежала на Волгу, села в лодку да и отпихнула ее от берега. На другое утро уж нашли, верст за десять!"
