— На бегающую, — ответил хивинец, хихикая.
— Охотясь и занемогли?
— Занемог… Сердце потерял. Встретил тут у колодца молодуху красоты невиданной. Звезда синего неба, нет, луна среди звезд. Что лицо, что стать! Дева роз.
— Жена Мыржыка, видно, — закивал головой одобрительно Кабул. — Все джигиты, говоря о ней, цокают языками.
— И я уподобился цокающему. Напоила коня моего и мне обещала пиалу чая, если спешусь и загляну в юрту. Заглянул бы, да торопился к Айдосу передать приглашение хана. Служение правителю, сами понимаете, первое дело, грех замешкаться в дороге.
Не зря, оказывается, тревога закралась в душу Али. Не для отдыха выбрал он аул Бегиса и Мыржыка, а для утоления своих недобрых желаний.
— Невестка нашего Айдос-бия, верно, хороша, — присоединился как бы к похвале Кабула стремянный, однако не о возвышении Кумар думал, вступая в разговор. Хотел напомнить гостю о пределе желаний, предостеречь от опасного шага. Глумление над гостеприимством степняков бог знает как отзовется в их душах.
Предостережение Али не дошло до хивинца. Может, и дошло, да не обратил он на него внимания. Ни к чему гостю были опасения стремянного и слова его грустные тоже ни к чему. Думал о своем и плел свое:
— Теперь наказ хана выполнен, могу заглянуть в юрту молодухи, выпить ту пиалу чая, что предлагала мне утром. Чай-то у нее, надеюсь, крепкий да горячий, утолит жажду страдающего. Ой, приманчива эта молодуха, не минуешь ее юрты…
Искал зла Айдосу и творил его Кабул, а такое, задуманное хивинцем, не принял. Покоробила его прихоть бека. Унижала она не одного Айдоса, унижала всех степняков и самого Кабула. Стать же против гостя явно не смел. Защититься лишь хватило решимости, остановить его, бросить на тропу камешек:
— Муж-то молодухи, наверное, дома…
Откинул хивинец камешек, не глядючи и не почувствовав тяжести.
— Сказала, нет дома, в отъезде…
— Не был, а теперь может и быть, — попытался Кабул снова подбросить под ноги гостя камешек. — На коне уехал, на коне и вернется, длинные ли дороги молодого хозяина, на закате солнца любая кончается…
— Ждала бы, так не звала пить чай… Я-то уж этих молодух знаю. Муж за порог, джигит — к порогу. Не раз такое случалось, и лицом к лицу с хозяином не сталкивался. Меня Рахим-хан так и называет — «удачливый джигит». При живом Елтузер-инахе мы с ним ладно погуляли у молодух, не один полог приподняли в темную ночь. Могли бы погулять и теперь, да ханские сапоги тяжелые, не перешагнешь в них порог запретной половины дома.
