— Великий правитель! Перво-наперво, поблагодарите всевышнего за то, что он сотворил для людей рай. А во-вторых, попросите его, чтобы он навсегда уничтожил ад.
Шах удивился, но просьбу обещал довести до божьего слуха.
Человек возвращался искалеченный, но радостный. Он распевал песни и даже пританцовывал на костылях, притопывая единственной ногой. «Я совершил доброе дело, — думал он, — и отныне все люди во все века будут благодарить меня. Остаток дней моих я проживу в почете и любви, окруженный вниманием». Он бы и дальше размышлял о том же, да только вдруг напали на него голодранцы, которые, увидев калеку, смекнули, что без труда смогут справиться с ним. Его избили и обобрали, унесли одежду и шапку.
Обиженный, разгневанный, оскорбленный в лучших чувствах человек вернулся к шаху и сказал: — Рубите вторую ногу!
— Зачем? — изумился шах. — О чем еще ты хочешь просить Аллаха?
— Я с радостью отдам вторую ногу, лишь бы всевышний никогда не уничтожал ад.
— Хорошо, — заверил шах, — я доведу твои слова до божьего слуха, а еще возблагодарю всесильного и всеблагого за то, что он, мудрый и прозорливый, дал человеку лишь две ноги, а не четыре, как всем остальным тварям божьим.
А еще, увидев, что несчастный избит и раздет, шах повелел дать ему кое-какую одежонку и черную шапку.
И не будет ничего удивительного в том, если мы окажемся потомками того черношапочника».
Так закончил рассказ дедушка. А я подумал, что и впрямь тут не будет ничего удивительного, ведь…
…Моя мать говорила: «Лучше уж быть обиженным, чем обидчиком; лучше уж самому страдать, чем мучить другого».
А отец добавлял: «Кто обжег себе губы горячим молоком, тот и холодной воды не попьет, пока на нее не подует».
* * *
Не ведать за собой грехов, не считать своих ошибок — вряд ли это свойство, достойное человека. Я ошибался часто… Да что тут говорить, порой мне кажется, что любая из моих книг — это большая ошибка. Вот кажется — и все тут.
Дедушка говорил:«Внук мой, за недоразумениями последует и разумение».
Бабушка утешала:«Только один бог безгрешен».
Я успокаивался, приободрялся.
Моя мать остерегала:«В дружбе доверяться человеку, который часто ошибается, — это все одно что в пути доверяться коню, который часто спотыкается».
Услышав это, я собирался внутренне и клялся самому себе, что впредь ни разу не оступлюсь.
Отец говорил:«От просчетов не убережешься. Лишь бы остался цел и здоров, лишь бы не поломал себе шею, спотыкаясь, тогда все будет в порядке, тогда сумеешь прокормить себя».
