Позже, объясняясь с сотрудниками УНКВД, Кузьмин заявил: «Прийдя к выводу, что в городе оставаться небезопасно, я решил разбить радиостанцию и выехать из города. Питание и другие принадлежности к ней я сжег, а рацию бросил в уборную. Шифры и коды зарыл у себя во дворе. Вместе с женой я выехал в село Закотное Новопсковского района Ворошиловградекои области, где и проживал до освобождения этого района Советской Армией. После отъезда из города я Любу не видел н восстановить с ней связь не пытался».
Проведенным разбирательством было установлено, что опасения Кузьмина не имели оснований. Гитлеровцы впервые проявили к нему интерес лишь 10–11 января 1943 года, спустя четыре с половиной месяца после его ухода из города, как к хозяину квартиры, где была прописана Л. Шевцова, то есть, уже после ее ареста.
Через некоторое время после бегства Кузьмина из города Люба дважды приходила на оставленную им квартиру и в беседах с его престарелыми родственниками интересовалась где он. Однако, зная адрес, те его не назвали. В один из своих приездов 25 или 27 августа Шевцова оставила для Кузьмина письмо: «Я была у вас, но вас дома нет. Что у вас, плохое положение? Но все должно быть так, как положено, — цело и сохранено. Если будет плохо вам жить, то попытайтесв пробраться ко мне, у нас насчет харчей гораздо лучше. Может быть, я должна скоро быть здесь, пока не договорюсь, как быть. А до моего разрешения ничего не делайте. Я, может быть, увезу или унесу поодиночке все свое приданое. Если ко мне приедете, то мой адрес: г. Краснодон, улица Чкалова, дом 26, Шевцова Л.».
Из содержания письма видно, что Шевцова просила при всех обстоятельствах сохранить радиостанцию, которую намеревалась по частям перевезти в Краснодон, куда приглашала и старшего группы, намекая на благоприятные условия для разведывательной работы. По воспоминаниям матери Л. Шевцовой, каждый месяц раза четыре Люба ходила в Ворошиловград, где находилась 3–5 дней и возвращалась обратно. Из дома она уходила одна и возвращалась тоже одна. Свои поездки объясняла тем, что едет за солью, а то просто говорила, что едет перепрятываться от гитлеровцев, чтобы не отправили в Германию. Последний раз Шевцова приезжала к Кузьмину в ноябре 1942 года, после чего, видимо, потеряв всякую надежду встретиться с ним, больше на его квартире не появлялась.
Центр, обеспокоенный длительным молчанием группы, усиливает внимание в эфире. С 10 августа 1942 года радисты Ладыгина, начальника подразделения связи НКВД, ежедневно в установленное для сеансов связи время слушают ее позывные. Однако это не приносит желаемого результата. Рация «Бури» молчит, хотя со дня оставления группы в тылу уже прошло три с половиной месяца. Не прибыл и курьер, которого Кузьмин в таком случае обязан был направить через линию фронта. В этой ситуации руководство принимает решение о подготовке к заброске в тыл опытного связного Михайлова. Перед ним ставится задача связаться со старшим группы, получить от него отчет о проделанной работе, передать питание к рации и указания на дальнейшее. И вот его подготовка завершена. Усвоено задание, уточнены легенда, маршрут движения и порядок работы разведчика в тылу, явки, пароли для свизи с Кузьминым и членами его группы. В случае его отсутствия Михайлов должен отыскать разведчика Демидова в Малой Вергунко или радистку Шевцову и через них выполнить задание. Наконец в ночь на 29 октября много повидавший на своем веку «дуглас» благополучно поросок линию фронта, и Михаилов был выброшен на парашюте в 33 километрах восточнее Ворошиловграда, между населенными пунктами Макаров Яр и Давыдовка. При себе он имел два комплекта питания к радиостанции. На выполнение задания отводилось тридцать суток.
