Они отшатнулись от моего ложа с перепуганными мордами.
— Я ж говорила, что пусть уж лучше молчит! — напомнила Нава.
Вообще-то мне казалось, что в раю ни болеть, ни вонять не должно. Но я имел в виду придуманный рай, а у вас, видимо, настоящий, который просто другая жизнь… после смерти… Я согласен — лишь бы с Настёной вместе… Ну, пусть с Навой, если вы ее так назвали. Леший знает как я сюда попал!..
Тут в мыслях повторно крутнулось: «Леший знает!..» Я замолчал, глядя на перепуганных мужиков, а они с опаской взирали на меня, будто я матерился, как самый распоследний люмпен. Вспомнилось из Классиков: «Г оно и сеть Г. Люмпены. Флора…» Хотя Флора не материлась — она просто говорила на своем языке… Социум не может без социальных полюсов — без них он перестанет быть социумом. Весь вопрос в том, как далеко они разведены.
А у меня зудело в мозгу: «Леший знает!.. Леший знает!..» И я попытался вызвать образ многоколенчатой физиономии.
И она нагло высунулась из неведомых глубин памяти и произнесла коронную фразу.
— Я тебе роль предлагаю, Кандид, — сразу взял быка рога Леший, когда меня к нему доставили.
Он умел с людьми разговаривать, даже если они выпали из человеческого образа. И рога обламывать умел. Я моментально вспомнил, что меня к нему именно «доставили», ибо сам я передвигаться не мог.
«Клоаку», из коей был извлечен, я живописать не буду, ибо сие — интимное и антиэстетичное, а я, как человек искусства, придерживаюсь концепции «спасительности прекрасного и убийственности уродливого». У каждого своя «соломинка». Да и нет в ней ничего интересного.
— Finita la comedia, — театрально произнес я спотыкающимся о зубы языком. — Кончился Кандид, одно дерьмо осталось. Не игрок я больше. Найди другого…
И тут до меня дошло, и я взревел, если мой болезненный хрип можно назвать ревом (однако дело не всегда в силе звука, но часто в силе чувства — это нам, актерам, хорошо известно):
— Эй вы, апостолы волосатые, Кандид я! Слышите, Кандид!
— Нельзя! — надтреснутым голоском неожиданно взвизгнул Старец. — Нельзя такие слова произносить! Потому что вредно! От таких слов можно подумать то, что нельзя, а то, что нельзя, нельзя думать!
А остальные будто по стенкам размазались от моего вопля. И что я такого сказал?..
Я понял, что эта бледная поганка бывшего мужского рода меня осуждает, и со всей своей теоретически мужской убедительностью ответил ему:
— А поди-ка ты, плесень серая, на хрен, а не нравится — можешь отправляться на редьку или на морковку, смотря что твоему морщинистому геморроидальному заду больше по проходу.
