И вдруг — щелчок: включилось! Не понимаю, но вполне даже членоразделяю и запоминаю.
— Ну, ты, Нава, плохо его выхаживаешь, коль не ходит он у тебя. Ладно — не ходит, а и глазами не зыркает, пузом не бурчит, есть не просит. А кто не просит есть, тот не жилец. Сразу было видно, что не жилец, чужак, а если совсем чужак, то у нас не жилец. Да и как он может быть жилец, если не жил у нас? Вот ты тоже чужая, но не такая чужая, мы в твоей деревне и раньше бывали, понимаем друг друга. Да и мужиков женили в вашу деревню. Вот и тебе муж был бы, если б ты его выходила. А если муж не ходит, какой из него муж? Хоть бы глазом зыркал…
— А он уже один раз зыркал, а потом перестал зыркать, — ответил девичий голос. — Может, я что не так сказала? Как спросила, как его зовут, он зыркать и перестал. У нас в деревне одного тоже деревом стукнуло, он глаза и закрыл.
— Да в твоей деревне все такие стукнутые, если своих женщин мертвякам отдали, — послышался мужской голос. — Нестукнутые женщин мертвякам не отдают, они мертвяков травобоем поливают. Боятся мертвяки травобоя… Твой-то травобоя не боится?
— Не боится, — ответил девичий голос.
— Тогда он не мертвяк.
— А кто тебе сказал, что мертвяк, — обиделся женский голос.
Слов я не разобрал, но обиду почувствовал. Это было интересно. И я открыл глаза.
— Зыркает! Зыркает! — радостно закричала девочка. Дочка?
— Но животом-то не бурчит, — проворчал заросший бородой, похожий на корявый дуб мужик. — Мужик должен животом бурчать. А если не бурчит, какой же он мужик?
— Так я ж ему одни соки травяные да ягодные через трубочку капала, не с чего бурчать.
Они бормотали надо мной, как врачи на консилиуме, не обращая внимания на больного. Я перекатывал глазные яблоки то на одного, то на другого, но все равно ничего не понимал.
— Зыркает, — подтвердил бородатый мужик с некоторым удивлением. — Может, и будет жить.
А я внимательно смотрел на девушку. Конечно, она девушка, а не девочка. Почти молодая женщина, как моя Настёна.
— Настёна? — позвал я.
— О, опять он меня неправильно называет! — попеняла девушка мужику.
Я и в этой фразе понял ее тон.
Что за мужик? Апостол? Кто там у них швейцаром на Вратах? Петр, что ли?.. А где же белые одежды? Одет мужик был во что-то несуразно-бесформенное буро-зеленого цвета, только слегка и почти условно прикрывающее срамные места. В животе его периодически отчетливо бурчало. Интересно, что у архангела в животе бурчать может? Или кто он там по должности? Никогда не мог разобраться в этой небесной бюрократии. Хотя, кажется, от «райской» гипотезы я отказался в прошлое просветление. Но другой-то пока нет. А цивилизованный человек без гипотезы происходящего, как без штанов и трусов на светском рауте типа присуждения «Оскара».
