Я отошел в сторону и снял черные очки. Все-таки меня здорово утомляла эта нездоровая страсть Меба к максимальной точности во всем, что касалось текста. И если мой герой должен был появиться в этой сцене в черных очках, то Меб заказал полтора десятка отменных, не темных, не коричневатых, не серовато-прозрачных, а действительно черных, непроницаемых, как ночь, очков. В них я почти ничего не видел, что, в общем-то, было не так уж важно. Зато даже самый придирчивый и внимательный зритель, глянув на мое полноэкранное лицо, совершенно точно отметит, что на мне, как и полагается, именно черные очки.
Я еще раз мысленно поблагодарил судьбу за то, что в сцене гонки за мотоциклом Меб согласился снимать дублера. И это дублер, а не я до синевы обморозил щеки и пальцы рук и ног и валялся теперь в одной из больниц Мюра, постоянно атакуемый Мебом, которому не терпелось переснять финал гонки за Буцефалом. Каскадер стонал в трубку, не решаясь хамить, но и не имея сил для нормального человеческого общения.
Сейчас Меб, дав группе минуту передышки, снова свирепствовал и выл, приложив к уху полностью скрывшийся в ладони мобильный, и требовал, чтобы сестра срочно передала трубку Яну; и по всей видимости, Ян не собирался ее брать, отчего Меб пришел в чудовищную ярость. Размахнувшись, запустил телефон в снег, после чего несколько раз чертыхнулся. Отошел. Наклонившись, поднял телефон и принялся чистить его от снега, бормоча и сплевывая. Его помощница Мила, с термосом кофе в одной руке и маленькой пластиковой чашкой в другой, наблюдала за ним с возрастающим ужасом.
Бедняга, подумал я, еще в точности не зная, кого именно мне жаль в большей степени: завернутого в бинты Яна или нашего полоумного режиссера, но Меб тотчас же разрешил мои сомнения, потому как, что-то яростно бормоча, вдавил большим пальцем кнопку «1».
— Уважаемый, — начал он обиженным голосом, — вы хотите кино?! Или вы хотите халтуру?! Я режиссер, я умею снимать кино. Но я не привык к тому, что все вокруг валяют дурака.
