— Знаешь? Про меня?
— Знаю, — повторила Зоя. — Однажды Мешков заставил девочек переписывать наши дела, мы еще не догадывались, зачем ему нужно.
— У нас были дела? У каждого? — поразился я.
— У каждого. И у тебя. Отец — командир Красной Армии, служил на границе, в начале войны пропал без вести… Так ведь?
Я не стал отвечать. Я знал, что не так. Но только покачал головой.
— Ну вот. Мешков тоже знал, — вздохнув, сказала Зоя. — И велел дописать: «Расстрелян как враг народа».
— И ты дописала?
— Конечно.
— И про себя?
— Нет. Про меня другие дописали.
— А что они дописали?
Зоя молчала.
— Если не хочешь, не говори, — предложил я.
— Нет, почему же… Я отца, и правда, не помню. Он умер, когда мама была беременной. Он был инженер по строительству железных дорог…
Бабушка рассказывала, что его вызывали на допросы, это когда готовили какой-то процесс инженеров… Он не выдержал… А потом маму выслали без права переписки и бабушку забрали, а меня сдали в детдом…
— А это — правда?
— Не знаю. Думаю, что он отравился.
— А Мешков откуда узнал?
— Он инструктором в райкоме работал, многих знал. А не знал, так догадывался. При случае и сам доносил. — Зоя говорила медленно, с видимой неохотой. Мне показалось, что она устала от такого разговора.
И еще одно как пронзило: Зоино предчувствие, что рельсы — это судьба. Не ее ли отец проложил дороги, по которым гоняют наш вагончик?..
— Ну вот, — прервал я молчание. — А хотела вспоминать!
— Так ведь я не об этом, — печально произнесла Зоя. — Это ведь их интересует, кто куда делся и почему. А я хочу, чтобы ты был только ты. Ведь была же у тебя своя жизнь?
— Наверное, была, — неуверенно отвечал я.
— И у меня была. А теперь она у нас вместе. Бабушка мне рассказала, что, когда мне было шесть лет, я сочинила стихи: «Я люблю тебя, а ты меня, и получается — луна!» И объясняла я так, что влюбленные — это две половинки луны, а когда они обнимаются, то, похоже, будто из двух месяцев получается одна луна…
Утром постучались в окошечко. Не сильно. Зоя от страха закрылась ватником с головой, даже дышать перестала. Но, кажется, и я чуть перетрусил. Уж слишком неожиданно. Мы не то что позабыли об опасности, мы старались о ней не помнить. Расслабились, поверили самим себе, что в этом лесу можем быть одни. А вот уж не одни. Но кто это? Железнодорожники? Охотники? Или эти… охотники за нами?
Постучались вторично, более настойчиво. Понятно, что там, снаружи, не просто догадывались, там знали, что здесь кто-то есть. И они, кто бы ни был, не оставят нас в покое. А нам придется открывать.
