Нас построили у вагона, всех, кроме теть-Дуни. Несколько бородатых неулыбчивых мужичков прошли вдоль ряда, подробно каждого из нас разглядывая. Ощупывали руки, ноги, едва не заглядывали в зубы, которые, из-за отсутствия витаминов, у многих совсем не росли.
Один бородач, с кнутовищем в руках, больно тыкал острым концом под ребра, покрякивал, повторял разочарованно: «Мощи… Какие из них работнички?.. На их откорм больше уйдет, чем они наработают!».
Штабисты стояли тут же с непроницаемыми лицами. Но было понятно, что они рассчитывали на другую реакцию. Один Волосатик пьяно улыбался, когда нас вслух охаяли, заявил вызывающе:
— А ты, дядь, не хошь — не бери… У нас покупателей и без тебя хоть отбавляй! Еще просить будешь!
Бородач замедлил шаг и, указывая кнутовищем на Волосатика, буркнул что-то, но мы все расслышали:
— Я и тебя бы не взял… Раз-зе ты мужик? Мужики настоящие на фронте… А ты с детишками тут воюешь!
Волосатик вздрогнул как от удара, хотел что-то выкрикнуть, но Леша Белый его придержал рукой:
— Товарищ капитан! Никшни! Нам тут не один день еще стоять…
— А ты сам-то с кем воюешь?! — с опозданием бросил в спину зло Волосатик.
Но бородач не счел нужным отвечать. Еще раз прошелся вдоль нашего ряда и уехал. И остальные убрались, ничего не объясняя.
Впрочем, кое-кого из нас взяли на замету: меня, Шабана, кажется, еще двух мальков моложе. Они и на Зою кинули глаз: среди девочек она выделялась не только возрастом, но и своей статью. Но я уж знал наверняка, что Зою штабисты не отдадут ни за какие коврижки.
Ночью Костик, которого я уж и не ждал, принес письмо. Вдруг ткнулся холодным носом мне в ухо, когда я уже засыпал, и зашептал торопливо, я даже первых слов не успел запомнить.
— Ты чего? — ошалело вскинулся я. — Чего замолотил?
— Я же от Зои! От Зои!
— Ну от Зои, — смягчился я. — Она что, так и чешет со скоростью пулемета?
Костик, помолчав, поинтересовался сдержанно:
— Но я-то что… Должен, прям как она, говорить?
— Как она… Должен… — подтвердил я нахально.
Все это от неожиданности. Как не понять, что Костик на радостях, доставив мне весточку, торопился скорей ее выложить.
— Давай, давай! — подбодрил я.
Мне почему-то не приходило в голову, что он может послать меня подальше с моими претензиями и просто исчезнуть. Кого бы я тогда поучал? Но Костик, слава Богу, не был обидчив.
Он приблизился к моему уху еще ближе, так что стало горячо от его дыхания.
— Слушай, Антоша! — зашептал Костик, его губы щекотали мое ухо. — Ты очень хороший. Правда. Ты пожалел меня, а жалеть нас с Шурочкой не надо, это судьба. И Мешков, и Петька-придурок, и Леша-инвалид, и другие, которые нас унижают, они вовсе не люди, они зверье, нам их не перебороть. Я смирилась и терплю. Ради Шурочки, которую они не трогают, терплю. И буду терпеть, сколько хватит сил, а потом… Потом не знаю, что сделаю. А тебя за то, что ты нашел такие слова, я никогда не забуду. Я тебе тоже скажу свои слова. Ты сам поймешь, что они не для всех, а только для тебя. Ты только слушай, слушай! А еще вот что скажу. Когда в грязи вымажешься, кажется, что все такой тебя видят. А ты увидел меня совсем не такой… Спасибо тебе. Твоя.
