Их голоса вонзают крохотные иголки прямо в уши. А когда ты хочешь ответить, крохотные иголки покалывают язык:
— Заходите.
Ты впускаешь обоих, потому что не веришь в них. Это все понарошку. Во сне. Ты словно стеклянная дверь, и в голове мелькает: вот, наверное, каково быть голограммой, вот что остается от сказки потом, после того, как ее рассказали. Один пожмет плечами, другой пустит слезу, а ты рассыплешься на тысячи воспоминаний.
Тут посетители вламываются в дом подобно невоспитанным клоунам.
— Николь? Николь Джермэйн? — спрашивает ганеша. — Программистка Николь Джермэйн?
— Да, — отзываешься ты, не веря своим ушам.
— Позвольте вручить вам… — произносит слоноголовый и торжественным, превосходно отрепетированным жестом указывает всеми четырьмя руками на суриката. Затем принимается говорить нараспев, подражая мелодии Листа или Бардмана: — Разрешите представить этот… презент, подарок, жест доброй воли величайшего среди Живых Творцов, ибо друг Шадраха — друг Квина.
Ты смотришь на пресловутый подарок. Потупленные глаза, раболепная, услужливая осанка, и все-таки существо выдерживает твой пристальный взгляд. Так и хочется рассмеяться. Забавный, нелепый зверек, очень похож на горностая на задних лапах. Мягкая игрушка. Приятный пустячок.
— На данный момент у него нет имени, — объявляет ганеша. — Вам предоставляется право назвать это обаятельное создание. Мне лишь поручено подтвердить, что дар вами принят. Следует отметить, подобная честь выпадает немногим.
Мерцающий взор ганеши, кажется, внушает тебе, что выбора нет: подношение нужно принять. На секунду тебя пробирает холод: вот уж в чьих глазах не заметно подчинения, почтения к высшей расе. Что в них — гнев? отвращение?
— Да, — слышишь ты собственный голос. — Хорошо.
Хорошо бы еще знать, на что соглашаешься.
Одно известно наверняка: ты не позволишь твари покинуть свой дом. Ник собирался купить суриката — и пропал. Шадрах работал на их создателя — и обзавелся тайнами. У брата было приглашение к самому Квину. Наверно, выпросил у Шадраха? Теперь у тебя есть собственный сурикат. Может, и ты исчезнешь?
За окнами зябнет утреннее солнце. Мир подавляет плотная тишина — не твоих ли рук дело?
* * *
Смешной он, этот сурикат. Милый, трогательный. В первые мгновения знакомства ты видишь в нем лишь мягкую игрушку, которой не суждено было вырасти. Хочется его крепко обнять, и сердце ни с того ни с сего сжимает жалость. Какой он беспомощный, явно не в своей стихии (где бы его стихия ни находилась). На мгновение в памяти возникает образ несчастного котенка с выпученными глазами, однако тут существо здоровое, гибкое, полное любопытства. Николас окрестил бы его шедевром Живого Искусства. Но какое же это искусство? «Подарок» с глуповатым видом обходит тебя кругом, пока ты обходишь его, и вы оба оценивающе рассматриваете друг друга. Союзники или враги?
