, бр-р-р! Шипи, беззубая гадюка. Ползи, змеюка. Когда и кто болел душой за настоящего, но уже мертвого художника? А я так близко подобрался к могиле, как ни один из Живых Творцов!..
Материалы закончились, денежки утекли сквозь пальцы — проклятые пластиковые крысы бежали с бумажного судна. Я был такой же труп, как те ИИ из прошлого, которых поубивали, дабы восстановить Порядок. Как все те Грезы Художника, что артрически дергаются на голоэкране. (У вас ненароком не найдется чашки воды? Или таблеточки-другой?)
* * *
Кажется, у меня всегда были Грезы Художника.
Еще в раннем детстве мы с Николь — это моя сестра-близняшка, — забыв о безводных степях и джунглях на видеомониторе, увлеченно собирали заводских тварей — «ледяных колючек», а иногда, для ровного счета, «теплых пушистиков». Это мы их так окрестили. Каждое лето под шипение озоновых колец, водных резервуаров и раскаленного металла просиживали дома, в придуманном мире острых углов и расплывчато-мягких изгибов.
Тогда-то мы и запали на Живое Искусство: его можно потрогать, потискать, прижать к груди, это вам не мертвые закорючки на плоском экране. Правда, псевдомама со псевдопапой считали нас чересчур усидчивыми, но это не мешало нам учиться и помогать по дому, а главное — как потом оказалось, они вообще не были нашими родителями. Вдобавок мы были честны и играли по строго нравственным законам. Ну, то есть различали, кто злой, а кто добрый. В конце концов теплые пушистики всегда побеждали.
Позже мы перешли на генетическую глину и, превратившись в этаких малолетних божков, начали создавать разных тварей, которые двигались, дышали и, жалобно пища или мяукая, требовали ухода. Любую из них мы могли прикончить, когда пожелаем. Не было случая, чтобы кто-то из малышей зажился на свете.
Сестра потом отстранилась от Живого Творчества, когда подросла, и от меня тоже. Сейчас она программирует на свободном рынке.
* * *
Ну и вот, поскольку Шадрах пальцем не шевельнул, чтобы защитить меня и мое искусство от ледяных колючек уничтожения… хочу сказать, я бы в одиночку не потянул. Так и стояло перед глазами: забираются ко мне очередные ворюги, а я бросаюсь в них будущей керамикой и только зря гублю свои произведения. Пустая затея; голография не может причинить вред физического свойства (только что пришло на ум: эй, получается, что голоштуки — тоже Искусство Мертвое, раз они не в состоянии повлиять на мир, даже если ими бросаться). Жуткая выходила картина. Вот я и решился пойти в Шанхайский цирк Квина (где бы это ни было) и «заиметь суриката», как говорят в хоккейных вестернах «нуэво». Мне, скажу, одного суриката, пожалуйста, и повыше, если можно. Лучше двойного. В грязном стеклянном контейнере. (Со смеху помрешь. Впрочем, я и так уже чуть не помер из-за этих ворюг. Коварные бестии!)
