Почему же Ник стал похож на серебряных рыбок? Что отняло у него покой и чувство полноценности, способность быть счастливым, не прилагая тяжких усилий?
— Тебе надо было пойти в голохудожники, — сказал он однажды. — Страшно подумать, что бы ты натворила.
Вот именно, братишка. Страшно подумать. Например, создала бы котенка с гранеными глазами на пяти ногах. А если я хочу проплыть по жизни никем не замеченной, невидимой, невесомой? Что, если так жить проще, приятнее?..
Ты уходишь с вечеринки пораньше, удаляешься в комнату, где есть кровать и полно сексуальных игрушек. Твой спутник очень хорош в постели, хотя и голограмма. Шепнув на ушко два-три слова, он разом снимает болезненное напряжение, страх. Ты извиваешься под гипнозом эфемерных ласк и думаешь: «Ничего-то здесь не случается», сама не зная, о тебе ли речь или о городе.
* * *
Две недели ты просто ждешь: по утрам добираешься на работу, высиживаешь десять часов над байтами, битами, цифрами, кодами, а вечерами бредешь домой, иногда вместе с Тиной или Джорджем, товарищами по работе. Порой ходишь на виртуальные или реальные свидания, познакомившись через Сеть. Но некая часть тебя постоянно ищет Ника: в толпе, на уличных перекрестках, даже во время виртуальных поездок в Циндел и Балтаказар.
На рабочем месте ты вдруг забываешь о подпрограммах и подподпрограммах и начинаешь тревожиться за брата. Полусонно танцующее сияние голографических экранов окутывает тело подобно одежде, наряду, мундиру. Это твои боевые доспехи. Бывает, манипулируя реальностью и меняя ее конфигурации, ты вроде бы чувствуешь, как шипит и потрескивает сухой электрический воздух.
Но в конце концов техника простовата — либо старые коды, которые нужно вводить, барабаня по настоящим клавишам или используя систему, распознающую голос, либо машины полувековой давности с лимитированным ИИ (люди с большой осторожностью поработили и усмирили их), которым ты не довернешь и которых практически не понимаешь: последние пережитки единого разума, некогда управлявшего городом. «Современные» технологии — голограммы и все их племя — созданы сто лет назад, однако с ними ты почти свыклась. Тебе нравятся чипы в ногтях и собственный вид, как у музыкантши, из пальцев которой струятся данные в виде световых потоков.
Хорошие программисты теперь наперечет, ведь город съеживается и все отчаяннее погружается в забытье вымирания. Не будь на свете тебя и тебе подобных, машина власти со скрежетом застопорилась бы — тысячи поездов сошли бы с рельсов, сто тысяч поливально-моечных установок ожили бы в полночь, не дожидаясь полудня, транспортные средства на воздушной подушке немедля принялись бы сталкиваться и вспыхивать подобно кратковечной металлической моли.
