— Целый мешок? Алексей Никанорыч, он его и поднять не сможет.
— Попросит кого, не беда. А мне, ежели вспомнит летчика, пусть оттуда с чужбины письмишко пришлет. За так не отдам.
— Какое письмишко?
— А какое-нибудь. Все равно. Пусть черканет. Сколько стоит, ежели в сухом виде, я тут прикинул, может, в ихние гваделупские аптеки поставлять буду. Через границу. А что? Ежели не врет, что деньги немалые, вот тебе и по-ихнему бизнес. Правильно говорю? Чего мне. Сыновей запрягу, мы тут все овраги обкосим, этой травы кругом прорва, бери, не хочу. Сушку соорудим. Порубим помельче и запакуем. Пусть только эта Лупа платит, а мы уж не подкачаем.
— Озолотитесь, Алексей Никанорыч.
— Да ну, — засмущался Батариков, гордый тем, что так ловко новое дельце обмозговал.
— Не боитесь богачом стать?
— Богатым не бедным. Это проще.
— А мне кажется, — беззлобно подзуживала Елена, — вы опасность недооцениваете. Вот обменяете «козла» своего на «мерседес», за вами охотиться начнут.
— «Ниву» хотя бы, — размечтался Батариков. — Уж сколько лет накопить стараюсь, да ни хрена не выходит.
— Ну, теперь сокровенные ваши желания сбудутся.
Батариков тяжко вздохнул:
— Скорей бы.
Елена почувствовала, что застоялась. Как ни забавно ей было слушать навязчивого соседа, страдающего без опохмелки, однако пора и честь знать.
— У меня сильное подозрение, Алексей Никанорыч, — она ему с хитрецой говорит, — друг ваш закадычный сутки проспит. Так и уедет, не увидитесь.
— Эхма, — испугался Батариков.
— Вполне вероятно.
— И что же мне, горемычному, делать?
— Если вас вид его не смутит, я бы советовала растолкать. Чем черт не шутит, может, вам и удастся. Мы не смогли. Сами ему обо всем расскажете, тем более у вас такое важное деловое предложение.
— Ой, Елена, — обрадовался Батариков, — бесценная наша, как вы душу мою разглядели и сумели понять, поражаюсь даже. Я бы зараз. Он что, до сих пор без порток? Простите за грубое выражение. Он обнаженный?
— Естественно. Как сбежал от вас в чем мать родила, так и лежит, загорает.
Батариков резко в лице изменился. Он вдруг ясно увидел, как дипломат, во мгле ковыляя, по деревне на рассвете шел.
— А не знаете, случаем, — осторожно спросил, — видел его кто из нашенских или, может, все же проскочил?
— Понятия не имею. А вы? Где были вы в столь ответственное время?
— Ну, я. Известно, в отключке. Неужели, если б к тому времени хоть маленько соображал, в непотребном виде его по деревне пустил?
— Нет, так плохо я о вас не думаю.
