Звук голосов и скрежет металла привели его в чувство.
Первое время он вообще не понимал, где находится. Малер сел. На коленях лежал какой-то большой сверток. Все тело ныло. Где он и что он здесь делает?
И тут он все вспомнил.
Элиас по-прежнему неподвижно лежал у него на руках. Луна успела переместиться по небосклону и теперь лишь изредка выглядывала из-за верхушек кладбищенских сосен.
Сколько же прошло времени? Час? Два?
Послышался скрип чугунных ворот, и на площадке перед часовней показались темные силуэты. Вспыхнули фонари, и лучи света заплясали на каменных стенах. Раздались голоса:
— ...пока слишком рано делать выводы.
— Но как вы поступите, если это окажется правдой?
— Для начала проверим масштабы бедствия, а уж потом...
— Будете вскрывать могилы?
Голос показался Малеру знакомым. Карл-Эрик Юнгхед, его редакционный коллега. Ответа он не расслышал.
Элиас лежал в его объятиях, словно мертвый.
Разглядеть их в темноте было практически невозможно, разве что новоприбывшим взбредет в голову посветить в эту сторону. Малер легонько потряс Элиаса. Никакой реакции. В душе зашевелился страх.
После всех мучений...
Он нащупал жесткую ручку мальчика, пощекотал ладонь. Рука Элиаса дернулась и сомкнулась вокруг его пальцев.
Лучи фонарей пришли в движение, и пять темных силуэтов двинулись куда-то в глубь кладбища.
От долгого сидения тело Малера затекло, кости ломило — такое ощущение, что, пока он был в отключке, из него вытащили позвоночник, а на его место вставили раскаленный прут. Почему он от них прячется? Карл-Эрик наверняка смог бы ему помочь, почему он их не окликнул?
Да потому...
Потому что понял — нельзя. Потому что отныне мир разделился на «мы» и «они».
— Элиас, погоди-ка... Мне нужно встать.
Элиас не ответил. Малер нехотя высвободил пальцы из его руки и бережно переложил мальчика на землю. Опираясь об стену, он медленно перенес вес на ноги и с грехом пополам встал.
Между дальних надгробий мелькал свет фонарей, похожий на растревоженные души умерших. Малер прислушался, не идет ли кто-нибудь в их сторону, но до него доносились лишь голоса людей с фонарями и еле различимые звуки «Ночной серенады» на его мобильном телефоне, забытом в машине. Небо заалело, предвещая скорый рассвет.
— Элиас?
Ответа не последовало. Детское тельце безвольно лежало на земле — сгусток тьмы, повторяющий контуры ребенка.
