Изволили выехать за границу? Здесь пока что случилась неприятность…
Александр Иванович! Барин! Как же быть?! Совершенно не к кому обратиться!»
Вот что такое этот Шанхай. Теперь всякий растворен во множестве ему подобных. Это прежде уважали права личности, а теперь поклоняются коллективу.
Конечно, Осип Эмильевич жалеет не о бывшем особняке Герцена, но о завершении целого периода русской словесности.
Для того, чтобы в этом убедиться, надо опять перелистать Мандельштама.
Вот-вот, нашли: в статье о французском писателе Пьере Гампе говорится, что Максим Горький «…«босяков» посадил в почетном углу барского дома русской литературы».
Восстановив пробел, мы проникаем в подсознание поэта и с удивлением слышим нечто совершенно невообразимое.
Подобно ломовому извозчику, Мандельштам ругает своих коллег.
- Голь перекатная! - шумит он. - Босяки!
Как мы помним, поэт не ограничился этими определениями. На следующем витке движения своей мысли он еще добавил стакан полицейского чая и удар палкой по голове.
Скандал
Человек, неизменно предпочитавший мысль действию, все-таки смог осуществить кое-что из своего плана.
Произошло это в издательстве писателей в Ленинграде, в непосредственной близости от улучшенного его братом быта Клуба литераторов.
В апреле 1934 года Мандельштам в присутствии свидетелей дал пощечину Алексею Толстому.
Это, конечно, совсем не то, что он описал в «Четвертой прозе», но некоторое представление о скандале все же возникало.
Если приблизиться к пчелиным сотам или муравейнику, то сразу начнется переполох. Так же заволновались писатели после этой пощечины. Незамедлительно появились люди, готовые к мести.
- Выдайте нам доверенность на формальное ведение дела, - кричал известный романист. - Мы сами его поведем!
Оба эти события - и описанное в «Четвертой прозе», и произошедшее на самом деле - что-то явно напоминают.
Уж не знаменитый ли разгром в квартире критика Латунского? В ту страшную и веселую ночь летели стекла, качалась люстра, жалобно звенели струны рояля.
Кажется, Булгакову пригодилась не только идея разгрома, но и сопутствующей ему ссылки. Как это у Мандельштама? «А я говорю - к китайцам Благого, в Шанхай его». Эту интонацию можно услышать в словах Азазелло о бедном Степе Лиходееве: «Я это и говорю… Разрешите, мессир, его выкинуть ко всем чертям из Москвы».
Впрочем, что ж тут странного? Михаил Булгаков и Осип Мандельштам - соседи по московскому писательскому кооперативу на улице Фурманова. Каждому из них ничего не стоило заглянуть к другому по какой-нибудь надобности: нет ли у вас хлеба до завтра? есть ли у вас свет?
