«Неизвестный без всяких усилий перемахнул на эстраду… - описывает он вечер, на который собрался «весь цвет». - Неизвестный выпрямился на эстраде во весь рост. На его красивом лице быстро сменялись выражения удивления, презрения, гнева… Затем он рассмеялся и направился за кулисы».
Близость Арсения Федоровича к поэтам и писателям очень относительная. Слишком большая дистанция их разделяла. Совсем не все ему удавалось разглядеть и даже услышать.
Присочинить у него не хватало смелости, а личные наблюдения сводились к тому, что Мандельштама друзья звали Оськой, а у Маяковского была не рука, а ручища.
Из всех героев Лютик получилась наиболее узнаваемой. Тут сходство не ограничилось ростом или прозвищем. Уж насколько автор туг на ухо, а запомнил несколько ее фраз.
Только его жена могла назвать манеру чтения Маяковского «крикостихами Заратустры». Или так ответить на вопрос о будущем ребенке: «Готовлюсь к встрече гостя. Жду его со страхом и надеждой».
Конечно, отдельные черточки не меняют диагноза. Арсений Федорович не только плохо видит и слышит, но многого просто не понимает.
К тому же, как все профессиональные жалобщики, автор мыслит уж слишком глобально. Не только свои, но и чужие недостатки он готов списать на прошлый режим:
«Да, растленный старый мир не умирал. Он, как смертоносный грибок, тлетворным ядом отравлял новые поросли…»
Это мы не выдержали и заглянули на последнюю страницу.
Так оно и есть: там, как в конце задачника, находится исчерпывающий ответ.
Мрачные мысли
Порой отдельные косвенные свидетельства могут сказать больше, чем целый роман.
Вот, к примеру, несколько сказок, написанных для сына. В них рассказывалось о каких-то «фигах в колодце» и прорастающих в желудке вишневых косточках.
Почему человек придумывает страшилки?
Потому, что хочет пожаловаться?
Хочет избавиться от самых страшных своих снов?
Конечно, для жалоб у Арсения Федоровича есть все основания.
В его тетрадке полно слов и реплик, жестов и улыбок, а лиц уже не разглядеть. Практически все, с кем он когда-то искал знакомства, вычеркнуты из сегодняшнего дня.
О большинстве - просто ничего неизвестно.
Кажется, жива Ахматова, но она уже не та худая гордячка, что несколько десятилетий назад. И Мандельштам вроде жив, хотя давно не печатается, а вот Гумилев - точно мертв.
Впрочем, Арсению Федоровичу это уже совсем не важно.
Правда, иногда он берет в руки свою тетрадку и вдруг обнаруживает кое-что интересное.
Нет-нет, а промелькнет на страницах романа человек, алчущий подробностей из жизни знаменитостей.
