Вместо ответа Генка так опасно подрезал синюю «Шкоду», что женщины дружно взвизгнули, а Макс и Вадим хором выругались.
- Что, усрались? - расхохотался Генка. - Ничего, сейчас уже приедем, отмоетесь.
Оксана, прикрыв глаза, покачала головой и прошептала что-то, очень для Генки нелестное.
- А почему тут дома такие, ну, частные, что ли? - пропищала Лида. - Это новый район?
- Ну, не совсем новый, - снизошел до ответа Генка. - Но и не старый город, конечно. Здесь в основном виллы. Посольства, консульства. Наше тоже. И моя школа. И дома старых буржуинов. Гонзин папенька был послом в какой-то банановой республике. Сейчас в Штатах обитает. А домишко сыночку оставил. Мы с Гонзиком с седьмого класса дружили, такие вещи мочили. Вот однажды, на химии...
Только теперь Вадим по-настоящему понял, что такое зубовный скрежет, бесконечной адской перспективой которого пугают заскорузлых грешников. Лора спрятала лицо в ладони и тихонько захныкала. Миша сморщился, словно откусил сразу пол-лимона, и уткнулся лбом в запотевшее стекло.
Город готовился к празднику, наверно, главному в году. Ярко разукрашенные витрины, елочки, гирлянды, рождественские звезды. Люди, спешащие, в лихорадочном приподнятом настроении, которое могло бы передаться им, если бы не Генка, бубнивший без передышки. Ладно бы еще, если б он о городе рассказывал, хотя Вадим прекрасно понимал: те мало интересные улицы, по которым они едут, - это совсем не то, ради чего он столько лет стремился сюда. Но нет, Генка рассказывал примерно следующее: «Вот здесь жила моя девчонка, Юля, я ее провожал, и мы целовались в подъезде. А вон там мы с друзьями собирались. Курили, вино пили, на гитаре играли. А из того магазинчика я жвачку утащил. Сунул за щеку и ушел».
Возможно, в малых дозах такие лирические отступления были бы даже трогательными, но, как говорится, не в этой жизни. Выдаваемый Генкой звукоряд ощущался как несомненное двадцать два. Раньше он таким не был. Более того, он никогда не делился своими воспоминаниями публично, разве что с Вадимом и немного с Максом. Но и это было давно. А при нынешних обстоятельствах его сентиментальные излияния воспринимались как визг железа по стеклу. Раздражение росло с каждой минутой, но Генка, похоже, прекрасно чувствовал себя в этой грозовой туче.
Наконец пытка кончилась. Проехав вдоль ограды, металлические прутья которой перемежались серыми кирпичными столбиками, автобусик затормозил у невысоких кованых ворот. Генка нажал кнопочку на пультике, и ворота, лязгнув, отъехали в сторону.
