Казенный дом | страница 47
Гусаров долго не мог заснуть, обеспокоенный просьбой Алены о желании учиться в какой-то шарлатанской школе. Вспомнился давний случай, когда впервые встретился тип человека, стремящегося возвыситься над другими простым цыганским способом — присвоением себе сверхъестественных качеств. Вроде способности предсказывать судьбу или насылать порчу.
В молодости, в школе угрозыска, когда курсантов отправили на обязательные сельскохозяйственные работы, Андрей познакомился с тремя девушками. Русской, узбечкой и грузинкой. Марина, Сари и Нани. Как-то около полуночи они курили в небольшой каморке в конце барака, где уже неделю жили во время уборочных работ. Андрей, Вадим Евсеев, Никита Шило с младшего курса и эти три девушки из медучилища. В стеклянной банке горела свеча, едва освещавшая лица собравшихся. Все слушали Марину.
— Ребята!
Она часто повторяла это обращение не с тем, чтобы привлечь внимание. В слово «ребята» вкладывалось то удивление, то страх, то нежность, то угроза. Бывает, что слово заменяет паузу, дающую прочувствовать только что сказанное.
— Ребята! Сейчас я соберусь... Вот так.
Марина чуть отодвинулась в глубь каморки.
— Я не раз это рассказывала. Вот девчонкам недавно...
Нани перебила без улыбки:
— Сари после этого до сих пор боится спать в одном помещении с Мариной. А я еще держусь.
Марина продолжала рассказ:
— Я еще маленькой была. Родом с Севера, даже с Заполярья. Родители — геологи. Разъезды-переезды... Однажды нас поселили в совершенно новом доме. Жильцы заселяли всего две-три квартиры. Мы с сестренкой, она чуть постарше, спали на одной кровати в отдельной комнате. Мать с отцом, как обычно, были в отъезде, мы к этому были привычные. Сплю себе... Вдруг, чувствую, как меняв бок толкают. Так быстро-быстро, как котенку теребят загривок. Проснулась, а сестра сидит на кровати. Ноги на пол свесила, откинулась назад. Из-за ее спины я не вижу что происходит в комнате, на что она смотрит. А догадалась, что она уставилась на кого-то завороженно. Приподнялась и точно так же, как сестра, села рядом. Смотрю — посреди комнаты спиною к нам стоит... Ребята! Hy, женщина... В одной ночной рубашке. Волосы такие длинные-предлинные. И так спокойно моей массажной щеткой ихрасчесывает. А я смотрю и, знаете, ребята, в оцепенении каком-то, в волнении и предчувствии. Все тело собрано, но ни кричать,ни спрашивать не хотелось. Женщина провела еще раз щеткой по волосам до пояса и стала поворачиваться. Ребята! У нее глаза были пустые и холодные. Смотрела на меня, не на сестру. Я отпрянула. Глаза — это как емкое заглавие над текстом души. А у той — пустые, неприятные, присваивающие глаза, души в них не разглядеть, не прочитать. Так чужая женщина глядит на чье-нибудь дитя без поправки на чужеродность, будто на своего, выстраданного. Я взгляд не смогла отвести. Стала потихоньку постанывать, даже поскуливать, а потом завизжала. Смотрела и визжала. Все еще глядя на меня, длинноволосая тихонько повернулась, подошла к двери, открыла и вышла. Все это длилось не больше минуты. Мы с сестрой замолчали и молчали до тех пор, пока нам не стало казаться, что женщина нам приснилась. Только ледяные, властные, присваивающие глаза врезались мне в память.