Отогнув борт куртки, женщина пошарила за пазухой, вытащила письмо – без конверта, смятое – и робко подала его хозяйке. В письме было следующее:
«Здравствуй, жена! Пишу тебе вот что: я скучаю. Уже два месяца прошло, как ты рассерчала и ушла из дому. А писем от тебя нет. Почему – не знаю. Я был в городе, но мне сказали, что ты уехала в Нанкин. Как передадут тебе это письмо, обязательно ответь. Забудь, что говорили отец и мать, – нынче они подобрели. Некому присматривать за хозяйством, некому кормить Тань-цзы! Приглядела бы за ним да денег для него прислала! На будущий год ворочайся. Бить и ругать больше не буду. Слово даю, а за то, что в сердцах тебе говорил, каюсь. Вот так. Желаю тебе здоровья.
Твой муж Ван Дэ-гуй.
Еще раз прошу: не обижайся. Коли надумаешь ответить, передай письмо в Хуншэнсянь. Жду с нетерпением».
Госпожа дважды внимательно прочла письмо и улыбнулась:
– От мужа.
Женщина хотела что-то сказать, подняла голову, но, видимо, раздумала и снова уставилась в пол, шевеля пальцами ног.
– Муж пишет, – продолжала госпожа, – что вы с ним поссорились, а теперь он раскаивается. Зовет тебя в будущем году обратно, присматривать за хозяйством. Обещает больше не ругать. Свекровь и свекр тоже больше ни бить, ни ругать не будут. Говорит, Тань-цзы некому кормить. Просит прислать денег.
Она несколько раз пересказала содержание письма, внимательно следя за выражением лица служанки. Та вся залилась краской – даже шея и мочки ушей запылали.
– Муж… – начала было она, но затем сквозь зубы с ненавистью выдавила: – Мерзавец!
На какое-то мгновение от прежней забитости не осталось и следа.
Госпожа улыбнулась.
– Так ты, значит, поссорилась с мужем и убежала? – спросила она с любопытством. – Смелая! Как же ты решилась? Где твоя семья? Расскажи о себе.
Женщина, вновь потупившись, терла руки.
– Из Хэйфэя я, из Хэйфэя, – невнятно начала она. – Дома рис сажала. Да вот старикам, видать, не угодила – каждый день только и знали ругать да бить. Случись наводнение – говорят: ты накликала; засуха – опять я виновата. Разве я могу беду накликать? Ежели я что и не так сделала – то не нарочно. А муженек, изверг, под их дудочку плясал, ругал меня почем зря. Я и рассаду выращивала, и сорняки полола, и все с Тань-цзы – вечно он у меня за спиной надрывается от плача. И шесть месяцев так, с ребенком за спиной. Целыми днями воду колесом на поле качала, а сын ревет. Кажется, не ребенок это, а камень… – все плечи оттянул. Куда его денешь? Потом он заболел. Так меня же и избили за это… черенком лопаты. Еле отлежалась. Так били, так били… – Женщина перевела дух и нервно сглотнула слюну.
