– Не забудь вернуться, Джерри Мей.
– Не бойся, не забуду.
Она вернулась, держа афишу с надписью золотыми буквами.
– Вот фотография Джо в соблазнительной позе. Рокко только вчера убрал ее из окна.
«Золотая туфелька» представляет великолепную Джо Саммер, – гласила надпись. – Всю ночь песни и шутки».
К афише была прикреплена слегка помятая фотография молодой женщины в черном вечернем платье с блестками и вырезом, доходящим до пояса. С трудом втиснутые в платье груди были наиболее заметной деталью ее фигуры, но меня поразило лицо с глазами, похожими на терновые ягоды, черной прямой челкой и страстным ртом. Несколько часов назад я видел этот рот, жадно прижимающийся к руке Керригана.
Я посмотрел на Джерри Мей.
– Она – девушка Керригана?
Джерри села на кровать рядом со мной.
– Все это знают. По-твоему, почему он дал ей здесь работу?
– Что она за человек? Честная или не слишком?
– Откуда я знаю? Она не маменькина дочка, но я не могу читать ее мысли. Иногда я даже не могу читать свои собственные.
– Кто ее друзья?
– Не думаю, что у нее есть друзья, кроме мистера Керригана. Сколько, по-вашему, друзей нужно девушке? Да, у нее есть дедушка. Он приходил сюда в прошлом месяце вскоре после того, как она начала здесь работать, и хотел забрать ее домой.
– А ты не знаешь, где он живет?
– Кажется, она говорила, что где-то за городом, в горах. Я советовала ей вернуться домой, так как, если она будет слишком долго вертеться в кабаре, это добром не кончится.
– А для тебя, Джерри Мей?
– Обо мне не стоит говорить. Я безнадежна. – Уголки ее накрашенного рта растянулись в горькой усмешке. – Малышка меня не послушалась, так что ей придется все усвоить самостоятельно.
– Что именно?
– В этой жизни ничего не получаешь задаром. Приходится платить вдвойне, а потом бежать куда глаза глядят, чтобы не платить еще больше. У нее серьезные неприятности?
– Возможно.
– А ты часом не коп?
– Частный детектив.
– Вынюхиваешь для миссис Керриган?
– Тут дело посерьезнее.
Она закусила нижнюю губу, испачкав зубы помадой.
– Надеюсь, я не сказала ничего такого, что может повредить малышке. Конечно, она задирала передо мной нос – считала себя артисткой, но я не держу на нее зла. Я сама раньше важничала, вот и плачу за это. – Ее рука лежала на бедре, где были спрятаны двадцать долларов. – Это очень серьезно?
– Не знаю, пока не поговорю с ней. Может, и тогда не узнаю. Она живет в многоквартирном доме на Янонали-стрит?
– Да, в Кортес-апартментс, если она все еще там.
