Было невозможно определить, все ли на месте, но на подставке для обуви имелись пустые места. Кровать была тщательно застелена, однако сбоку виднелась вмятина в том месте, где кто-то сидел. На столике возле кровати лежали золотые часики, украшенные маленькими бриллиантами.
Под кроватью было пусто, а содержимое ящиков могло представлять интерес разве только для фетишистов: Энн Майер тратила много денег на нижнее белье.
Я вошел в ванную, опустил штору на маленьком высоком окошке и включил свет. На веревке над ванной висели чулки. Я открыл аптечку над раковиной. Среди множества пузырьков и коробочек имелась картонная коробка, наполовину полная капсулами с голубой полоской и с надписью: «Принимать, когда нуждаетесь в отдыхе и сне».
Закрыв зеркальную дверцу, я посмотрел на свое отражение сквозь пятна зубной пасты на стекле. Лицо казалось бледным, а прищуренные глаза светились любопытством. Я вспомнил пальмовую крысу. Она живет во мраке, питаясь объедками, и вечно прислушивается. В ожидании опасности. Думая о ней, я чувствовал, что крыса мне нравится куда больше самого себя.
Сквозь зашторенное и закрытое окно соседнего коттеджа доносилась громкая музыка: «Бэби, не пора ли домой?» Зубной щетки на полочке не оказалось. Я вернулся в спальню и подошел к туалетному столику. Кое-каких вещей явно не хватало – губной помады, пудры, крема для лица, карандаша для бровей. Зато присутствовали щипчики и бритва.
Вернувшись в первую комнату, я обшарил ящики секретера. В них не было ничего личного, хотя счета и деловые письма оставались нетронутыми. Наполовину использованная чековая книжка демонстрировала баланс свыше девятнадцати тысяч долларов. На последнем обрывке была отмечена уплата 7 октября ста сорока трех долларов и тридцати центов мадемуазель Файнери. Восемь дней назад.
Отделения для бумаг были забиты счетами и расписками в получении – большей частью за одежду и мебель. Снова ничего личного. Я был готов сдаться, когда обнаружил прижатый к задней стенке одного из отделений конверт, сложенный вдвое. На нем стоял штемпель Сан-Диего почти годовой давности. Конверт содержал письмо, написанное химическим карандашом на обеих сторонах листа дешевой гостиничной бумаги. Письмо было подписано «Тони».
Я закрылся в освещенной ванне и начал читать:
«Дорогая Энн!
Возможно, ты удивишься, услышав обо мне. Я и сам удивляюсь. После того, что ты сказала мне в последний раз, я не думал, что захочу видеть тебя снова, а тем более писать тебе. Но я застрял в Диего, а этот ужасный городишко не стал лучше со времен войны. Корабль, который я должен встретить, задержал шторм у полуострова Калифорния. Он прибудет не раньше завтрашнего утра, поэтому мне пришлось здесь заночевать. Я вижу перед собой в этой комнатушке твое лицо, Энн. Почему ты мне не улыбаешься?
