– Жизнь – это вещь! – выкрикнул он и постучал кулаком в кожаную грудь. – За жизнью надо гнаться и ловить ее за хвост.
Плеснув щебнем из-под заднего колеса, он рванул во тьму, а впереди него, трепыхаясь, как ночная бабочка, побежал клубочек света от фары. Потом машина свернула вправо и растворилась во мраке у линии горизонта, изломанной массивом города.
Цецилия, как лунатик, взобралась на забор. Ее белое лицо и белые руки словно фосфоресцировали. Все больше майских жуков кружило над головами. В их гуле заглох голос мотоцикла пана Хенрика.
– Не взял ли кто-нибудь из вас мои порошки?
– Зачем нам порошки, мы спим как убитые до утра.
– Где-то были, а теперь пропали. Чего ты плачешь? – обратилась к сестре Цецилия, выходя из недр сада. – Купим завтра новые. Лишь бы ночь переждать.
– Ах, что там порошки, – захлюпала носом Олимпия. – Буду ли я спать, нет ли, мне все равно.
– Так чего же плачешь?
– А я знаю? Плачу, и все.
– Весна. Еще одна весна. К тому же какая-то никакая, поскольку и год обыкновенный. Тысяча девятьсот тридцать девятый. Ничем не запоминающийся. Спокойной ночи, дорогие.
Сестры в обнимку пошли домой, где их уже подкарауливала старая Путятиха.
– Снова слезы, – заныла она. – Совсем рехнулись, бесстыдницы.
Луна поднималась все выше, гася вокруг себя звезды. С реки наплывали ошметки тумана, похожие на очнувшихся утопленников.
– Ну, тогда до завтра, – сказал Витек.
– Мы тебя проводим, – быстро сказал Энгель.
– Через улицу хочешь проводить?
– Тоже стоит. Нам хочется, верно? – повернулся он к сестре. Грета молча сделала шаг вперед. Ее белые, прозрачные волосы закрывали ей плечи и походили теперь на свадебную фату из плотного тюля.
– Странный человек этот пан Хенрик, – тихо произнес Витек.
– Странный, – поддакнула, не оборачиваясь, Грета. – Он не мужчина.
– А кто?
– Не знаю, – замялась она. – Не знаю, как это назвать. Он словно какое-то диковинное, несчастное, больное животное. Вроде больного мула.
Витек отворил калитку, все вместе вошли во двор.
– Ну так спасибо, до завтра.
Помолчали с минуту.
– Может, хочешь, чтобы мы с тобой еще побыли?
– А что случилось?
– Нет, ничего. Еще рано.
Энгель словно чего-то напряженно дожидался.
– Мне пора, привет.
– Не попрощаемся?
– А почему мы должны прощаться?
– А почему не должны?
Энгель обнял Витека и поцеловал в висок возле уха.
– Ну а ты, Грета?
Она подошла бесшумно, точно босая, остановилась близко, пожалуй, даже слишком близко. Вздрогнула от холода и подняла глаза.
