– Это здесь, – сказал он очень тихо. – Здесь каменная гимназия.
– Я знаю. Узнаю, только не вижу пруда, где по весне полно стрекоз и тритонов.
– Пруд возле другой гимназии, деревянной.
– Мне тут едва не выбили глаз камнем на большой перемене.
– Мне тоже едва не выбили, – произнес испуганно Витек.
– Да, тебе едва не выбили, – подтвердил незнакомец. – Возвращаемся.
Назад пошли по параллельной улице. Костельной. Пробежал, громко шмыгая носом, простуженный мальчишка. Незнакомец часто останавливался, жадно озирался по сторонам. Вероятно, все-таки открывал нечто особенное в позеленевших от зимней плесени заборах, в безликих деревьях садов, в уснувших домах, так похожих друг на друга.
– На этой вилле я тайно учился во время войны. Еще не была пристроена застекленная веранда, где мы снимали запачканную обувь.
Витек хотел о чем-то спросить, но испугался собственного любопытства. Вероятно, подумал, что лучше не спрашивать.
– Я, собственно, даже не помню, как она выглядит, – выпалил он внезапно.
– Кто?
– Та девушка. Не могу вспомнить сейчас ни глаз ее, ни лица, ни волос. Это странно.
– Более чем странно.
– Что вы имеете в виду?
– Ты помнишь нечто большее, чем внешность. Ты помнишь ее в целом. Потом это поймешь.
Незнакомец остановился у калитки костела. Стиснул руками прутья ограды. Сквозь маленькие оконца виднелся красноватый свет лампады у главного алтаря.
– Почему вам хотелось увидеть гимназию? Ведь вы ее даже не осмотрели.
– Не знаю. Шел, словно там было важное дело, а потом забыл. Мог бы с таким же успехом пойти на французскую мельницу, или на старую бумажную фабрику, или на берег Виленки.
Миновали костел, ступили на тропу, сбегавшую зигзагами к Нижнему предместью.
– Тихо, тсс… – шепнул незнакомец. – Слышишь, лес? Слышишь, как он со мной заговорил? Узнал меня и поздоровался. Он меня хорошо помнит. Должен помнить. Эти деревья видели меня ребенком, когда подрос, я их калечил, устраивая им весеннее кровопускание, а позднее эти же самые деревья спасали меня, заслонив от преследователей. Многие годы я старался вспомнить шум этих деревьев, старался вызвать его в памяти. Ибо деревья эпохи моей зрелости уже разучились шуметь, забыли ту волнующую, торжественную по своей тональности мелодию, устремленную ввысь.
– Отсюда вы уже куда угодно попадете. Внизу станция, там, где мигают огоньки, город. Я больше вам не понадоблюсь.
– Погоди, Витек. – Незнакомец вдруг включил фонарик. Витек невольно заслонил глаза рукой. – Опусти руку. Я хочу тебя разглядеть. Ты красивый парень. Да, был парень что надо, – добавил меланхолически незнакомец.
