«Ничего, – пронеслось в помутившемся сознании Доминика. – О чем беспокоиться? Порошка в сейфе еще полно. А не хватит, могу и прикупить. Деньжата есть. Я ведь все-таки миллионер». Даже его злость на маленькую блондинку поутихла. Благодаря кокаину ему многие годы удавалось заниматься поистине волшебным сексом, заманивая к себе юных наркоманок. Да и не так уж много порошка он на них потратил. В основном сам употреблял. Все больше и больше. Нюхал по четыре-пять раз в день. «Впрочем, если быть совсем откровенным, – признался себе Доминик, разворачивая стодолларовую купюру, – не четыре-пять, а гораздо чаще. Раз восемь – десять». Он пальцем собрал со стола остатки кокаина и с отсутствующим видом принялся втирать его в десны. «Или еще чаще?»
Сидя в кресле, он осоловело уставился перед собой. Теперь ему стало хорошо. Последнее время Доминик особенно не любил то ощущение, которое испытывал в перерыве между дозами. Это было жуткое чувство. Он становился словно бешеный, начинал беспокоиться, что у него недостаточно порошка или денег. Он просто места себе не находил.
Так сколько же раз в день он нюхал? Двадцать? Тридцать?
Мысленно оглядываясь на прошедшую неделю, Доминик вынужден был признать, что прибегал в свой кабинет чуть ли не каждые полчаса.
Проклятье! Разве мог он испытывать этот душевный дискомфорт по тридцать раз на дню? Или даже чаще?
У него перед глазами неожиданно возник образ матери, сидящей на лужайке перед психиатрической больницей. По подбородку протянулась блестящая полоска вытекающей изо рта слюны. Бесцветные, пустые, ничего не выражающие глаза.
Господи. Неужели и его ожидал такой же конец?
Несмотря на приятный кокаиновый кайф, Доминику опять стало не по себе. В нем снова зашевелилось противное чувство какого-то внутреннего страха.
Ведь говорят же, что кокаин уже не считается безвредным. Говорят…
Неужели он действительно пристрастился к этому дьявольскому зелью? Ерунда! Он нюхает его всю свою сознательную жизнь.
Всю свою сознательную жизнь.
Вот она, его мать, пленница желтого шезлонга на зеленой лужайке, и плывущие взад-вперед одетые в белые халаты служащие больницы. А в ушах звучит ее безжизненный голос…
Вот он идет по бесконечным коридорам мимо бесчисленных палат, в каждой из которых стоит кровать, а на каждой кровати, уставившись ничего не видящими глазами в потолок, лежит женщина…
Ему вдруг стало жутко. Нет! Он не мог кончить свою жизнь так, как кончила ее его мать. Лучше умереть.
