– Не прикасайся ко мне! – отпрянув, закричала Мерседес.
– Да что, черт возьми, с тобой? Неужели ты так боишься ухаживаний мужчин, что даже постоянно носишь в кармане пистолет?
Легко, словно пушинку, он подхватил ее на руки. У нее с ног соскочили туфли и упали на пол. Будто во сне, она почувствовала, что ее несут в спальню. Перед глазами все поплыло. В полузабытьи, как бы между прочим, она подумала: «Надо было все-таки пристрелить его. Сейчас он меня изнасилует». Но с ним ей никак не справиться. Она была совершенно беззащитна. В ней умерла всякая воля к сопротивлению.
Шон О'Киф положил ее на огромную кровать и стал раздеваться.
– А ты действительно могла бы убить меня? – спросил он.
Мерседес не ответила. Она казалась опустошенной, словно все эмоции покинули ее. Американец раздевался с поразительной естественностью, как будто делать это перед незнакомыми людьми было для него вполне привычным занятием. Он обладал изумительным телом с прекрасно развитой мускулатурой. В его наготе было даже что-то величественное.
Шон О'Киф лег рядом с Мерседес, окутав ее запахом своего тела. Несмотря на внушительные размеры фигуры и поразительную физическую силу, он знал, как быть нежным, и его губы целовали ее без грубой напористости, почти ласково. Она почувствовала, как пальцы американца начали расстегивать ее блузку.
– Ты действительно могла бы меня убить? – снова прошептал он. – Ничего себе выход из положения. – Он поцеловал ее в уголки рта, в щеку, в мочку уха. Его рука скользнула под блузку и теперь ласкала ее груди. Она заглянула ему в глаза и ощутила какой-то непонятный внутренний трепет.
Он был само совершенство. Он, которого она не знала и который не знал ее. Он, который приехал сюда из дальнего далека и который, если только война не заберет его, обязательно туда же и вернется. Неожиданно ее девственность стала казаться Мерседес совершенно ненужным бременем, которое она должна во что бы то ни стало сбросить, пока оно не раздавило ее саму.
Она разомкнула дрожащие губы и повернула лицо навстречу его поцелуям. Потом закрыла глаза и притянула его к себе.
– Возьми меня, – прошептала Мерседес. – Да… да… возьми меня!
Шон О'Киф навалился на нее сверху, раздвигая ногами ее бедра. Она неотрывно смотрела ему в лицо широко раскрытыми, полными решимости глазами. И вновь она, как в первый раз, изумилась его неотразимой мужской красоте. Ну прямо-таки самец! Она ощутила почти болезненное влечение к нему, словно у нее в груди разверзлась кровоточащая рана. Господи, заживет ли когда-нибудь эта рана?
