Мать остановилась, произнесла дрогнувшим голосом:
— Вот тут побудьте... пока... — И посадила девчонок у стены, под большим колоколом. — А я за узлом... Я счас, быстренько...
Она сделала несколько шагов, но тут же вернулась, схватила порывисто каждого и поцеловала, а Катьку несколько раз. Потом охватила руками разом всех троих, прижала к себе: «Кровиночки мои, родненькие...» И рванулась назад, к вагонам. Крикнула на ходу:
— Я счас... счас... Я скоро!..
У Леньки тревожно сжалось сердце: что с маманей? Ведь на место приехали, радоваться надо, а она...
С чего-то разревелась Нюрка. Пока Ленька уговаривал ее, подошел усатый дядька в красном картузе, дернул веревку колокола: дзинь, дзонь!.. И почти сразу же вдалеке знакомо свистнул паровоз, вагоны дернулись с лязгом и покатились.
Ленька вскочил, предчувствуя недоброе, и откуда только взялись силы — побежал по заснеженному перрону, скользя и падая:
— Мам, мам!..
Но ее нигде не было. И узла тоже. «Неужто не успела? Неужто уехала?» Но Ленька все бежал и бежал за поездомг безнадежно выкрикивая:
— Мам!.. Мам!..
Он вернулся безучастный и сникший. Тяжело сел рядом с Нюрой и притих, оглушенный новой бедой. Сколько он так просидел — Ленька не помнил, очнулся, когда захныкала Нюра.
— Лень, а где маманя? Почему не идет? Ить холодно...
Из дверей вокзальчика вышел все тот же усатый дядька в красном картузе. Глянул удивленно на них, сбившихся в тесную кучку.
— Вы что тут? Чьи такие? Где мать?
Ленька так и рванулся к нему:
— Дяденька, маманя не успела... Уехала... Останови поезд... Ить одни мы... Пропадем... Катьке совсем худо... Дяденька, родненький!..
Он говорил сбивчиво, горячо, а широко распахнутые глаза его требовали, просили, умоляли.
Дядька пошевелил усами, крякнул растерянно:
— Ах ты беда! Я это самое... А ну-ка айда в зал.
Одной рукой он подхватил Катьку, другой открыл тяжелую дверь, придержал:
— Заходите. Живо.
Там было тепло и пусто. Вдоль стен стояло несколько широких скамей с высокими спинками, в углу бачок с жестяной кружкой на цепочке.
Они прошли к скамье возле высокой круглой печи, обшитой черным железом.
Усатый осторожно положил Катьку и снова, как прежде, произнес растерянно:
— Ах ты беда!.. Ну что мне с вами делать, а?
Ленька, сложив умоляюще руки на груди, заплакал:
— Дяденька, верни поезд... Будь отцом родным...
Усатый развел беспомощно руками, улыбнулся смущенно и виновато.
— Не могу, брат. Не могу. Понимаешь?
Где-то за стеной глухо задребезжал звонок. Усатый подхватился и побежал к двери:
