- Ты так заботлива, - сказал Калигула, целуя ее, - и так красива.
- Как бы я хотела всегда казаться тебе такою! - произнесла Энния и, неожиданно погрустнев, добавила: - Увы! Теперь, когда ты стал императором, у меня появилось много соперниц. Думаю, они уже начали осаждать тебя.
- Ну, Энния, не мучай меня своей ревностью.
- Ты молод и легкомыслен, - продолжала женщина, не дав прервать себя. - А сегодня ты стал всесилен, как никто в мире!
- Что ж! - помрачнев, медленно произнес Калигула. - Да, я всесилен, как Зевс!
[80] И даже больше! - Потому что я здесь, на земле, а он так далеко!
Энния Невия помолчала, а потом прошептала сквозь слезы, которых, казалось, не замечала:
- О да! А как ты говорил там, на Капри. О нашей любви.
- Но я и сейчас тебя люблю! Только не плачь, не мучай меня, - произнес Калигула, черты лица которого постепенно разгладились, а голос зазвучал мягче.
- О, Гай! - всхлипнула Энния, - ты знаешь, как я тебя люблю. Я это говорю не потому, что ты стал так велик: мне страшно потерять твою прежнюю любовь. Как я хочу, чтобы Тиберий был еще жив, а ты оставался бы тем же бедным сыном Германика: покинутым и забытым всеми, но моим… только моим!
- Опять за свое! - воскликнул император, снова выходя из себя, - кто же тебя лишает моей любви?
- Да все, все! Мало ли в Риме дерзких и богатых женщин - от Домиции Лепиды до ее дочери Валерии Мессалины, от Поппеи Сабины до Лоллии Паолины, от Элии Петины до Юнии Кальвины, наконец, от грязной Пираллиды до гадкой Лициции
[81], - которые только и думают, как бы тебе приглянуться! У них одно на уме - занять мое место в твоем сердце!
- А кто из них сможет приказать моему сердцу? - спросил Калигула таким мрачным тоном, какой Невии был еще не известен.
Она хотела что-то сказать, но вдруг осеклась и повернулась к Калигуле, который хмуро смотрел на нее.
- Кто прикажет мне, императору?!
- Тот, - глубоко вздохнув чуть слышно произнесла она, - кто завладеет твоими чувствами.
- Власть чувств недолговечна! - пожав плечами, безапелляционно заявил сын Германика.
- О, горе мне, несчастной! - внезапно воскликнула женщина, вновь разрыдавшись и закрыв лицо руками, - я так и знала! Я сразу все поняла!
В эту минуту в дверном проеме появился стройный голубоглазый молодой человек лет двадцати восьми, с огненно-золотистой шевелюрой и бледным веснушчатым лицом. Маленькие руки и короткие ноги говорили о его высоком происхождении. Признак породы был виден и в высокой шее.
