Они докурили в молчании последнюю сигаретку...
После завтрака раздался в тюрьме шум. Их построили и повели к лагерной комендатуре, остановили на том же месте, где высадили накануне из грузовика, и стали снимать кандалы. Все переглядывались в недоумении. Емельян искал глазами взгляда Любавина, но тот смотрел в сторону со своим постоянным спокойствием.
Деловито молчал и Мартенс, который присутствовал при снятии кандалов, но в лице его и движениях не было уже вчерашней тревоги.
Их снова построили, оставив всего с одним автоматчиком. Мартенс куда-то ушел.
— Смертников так не водят, — шепнул Емельян Кумову.
Тот молча пожал плечами.
— Их виль раухен1, — обратился он к автоматчику.
Солдат отрицательно мотнул головой.
— Verboten, — буркнул он и закончил громкой командой. — Achtung!2
-----------------------------------------
1 Хочу покурить.
2 Запрещено. Смирно!
Мартенс подошел вместе с рыжим майором и комендантом ТБЦ.
— Германское командование доверяет тому, что вы дали свои показания, как честные люди, — обратился к военнопленным рыжий. — Плен есть плен. Теперь в советском плену находится много германских людей, много людей разных наций в чужих государствах, далеко от своих родных. Мы знаем, что плен есть не сладко. Но надо всегда соблюдать порядок того государства, куда ты попал. Мы верим тому, что вы соблюдаете наш порядок. Когда вы после войны вернетесь домой, найдете свои семьи, родных, то будете жить по порядкам вашего государства. Я вам желаю всем возвратиться домой после войны...
«Что за чертовщина? Рыжий сошел с ума или я?» — поразился Баграмов. Он взглянул на товарищей.
Никак не реагируя на слова рыжего, все они непонимающе посматривали друг на друга. И все молчали...
Их вывели за ворота лагеря, где уже ожидал этап больных, направлявшихся в ТБЦ-лазарет.
Однако арестованным не позволили смешаться с больными. Впереди них шагал солдат с винтовкой, сзади плелся еще солдат, а сбоку, ведя за руль велосипед, шагал Мартенс. Гауптман, комендант ТБЦ, когда они тронулись от ворот, вскочил на свой велосипед и умчался вперед.
Баграмов впервые за эти годы шел пешком вне проволочных ограждений. Вокруг лежали хлебные поля, огороды, местами встречались луга, на которых качались под ветром цветы и травы. По дороге попадались женщины с ребятишками. Детей Емельян видел тоже впервые за эти годы, как и цветы, как и деревья вблизи. Все это было чужое — дети, деревья, цветы, но это были все-таки дети, цветы и деревья... На каком-то участке пути мальчишка гнал трех коров, и они дохнули на пленных забытым особым, молочным теплом...
