— А где Саша живет? — спросил Петельников, потому что в этой гостиной он наверняка не жил.
— У него своя комната.
— Все путем, — добавил отец.
— Разрешите взглянуть…
В десятиметровой комнате стояли письменный столик, легкий диван, узкий шкафчик и проигрыватель на низенькой тумбе. Стол блестел пусто, на диване и газетки не валялось, проигрыватель накрыт салфеткой… Ни книг, ни спортивных принадлежностей, ни отвертки, ни оброненного журнала… Жилье подростка? Келья.
— Ежедневно прибираю. — Вязьметинова перехватила его догадку.
Они вернулись в гостиную.
— Чем ваш сын интересуется?
— А ничем, — сразу ответил Вязьметинов.
— Так-таки ничем?
— Спокоен ко всему, как стальная болванка. Не пилит, не строгает, не мастерит…
— Даже телевизор с нами не смотрит, — вставила жена.
— Странно, — заметил оперативник, хотя глубоко в душе ничего странного уже не находил.
Человек жив любопытством. Петельников знавал образованных, крепких и неглупых ребят, у которых валилось все из рук: у них не было любопытства. Не зря психологи рекомендуют менять работу каждые семь лет, дабы не затухала любознательность. В конце концов, молодость определяется не годами, а степенью любопытства. Не любопытствующий подросток — это кто же? Омоложенный старичок из сказки?
Но Петельников вспомнил глаза Саши Вязьметинова — темные, быстрые, познающие.
— У нас под городом садоводство… Верите ли, не заманить, — сокрушалась женщина.
— И к природе равнодушен? — не поверил оперативник.
— Критикует все, — обидчиво бросил отец.
— Мы сажаем картошку, овощи, яблоки есть… И ему грядку отвели: трудись на здоровье. А он, видите ли, хотел бы камин, теплицу с туманом, тропические розы, бассейн…
— С утками, — подсказал Петельников.
— Верно, с утками, — удивилась она.
Теперь родители смотрели на оперуполномоченного боязливо, словно он их подслушал.
— А почему бы вам не сложить камин? — спросил Петельников, чувствуя, как он сползает с серьезного тона.
Родители переглянулись.
— Это баловство, — объяснил Вязьметинов.
— В нем супу не сваришь, грибов не высушишь.
— Зато хорошо сидеть в креслах, смотреть на огонь и рассказывать занимательные истории, — поделился Петельников каминными прелестями и чуть было не добавил, что оперуполномоченному Леденцову весьма понравилось.
Вязьметиновы недоуменно молчали. Петельников ощутил не то сильную скуку, не то многодневную утомленность. У него вдруг пропало то самое любопытство, которым жив человек и жива его работа. Но тут же он догадался, что не скука одолела и не усталость, а пришла подспудная злость. Этого пустячного состояния он не признавал, давил его в зародыше самым верным путем, определив, откуда оно взялось.
