Происхождение видов | страница 99
Струйки «ошпаривания» пробиваются вверх до груди, до сердца, до горла, но там они становятся отчетливым наслаждением и не причиняют дискомфорта.
*) С самого утра – пронзительная ясность в том, что довольство – ужасный яд. Его усыпляющая, омертвляющая сила – грандиозна. Сейчас, когда НЭ давно перестали быть проблемой, когда речь идет лишь о практике уплотнения, чтобы захватывать и устранять все более и более мелкие всплески НЭ, омертвляющая сила довольства стала совершенно очевидной. Меня охватывает ужас при воспоминании о том – в каком сильном довольстве я жил столько лет, и еще больший ужас – когда я отдаю себе отчет в том, что совершенно беззащитен сейчас перед довольством. Я никогда по-настоящему, всерьез не воспринимал довольство как смерть. Никогда у меня не было к нему такого яростного отторжения, какое я испытываю сейчас. Довольство – удушающая, опьяняющая смерть. Само собой, такое отношение к довольству может возникнуть только на фоне долгой и устойчивой свободы от НЭ, негативного фона (НФ).
С полудня до двух часов дня почти непрерывно испытываю экстатическую решимость-8-10, и она усиливается еще и еще, как только я возвращаюсь к тому, что отдаю себе отчет в том, что довольство – ужасная смерть, хуже смерти. В некоторые моменты экстатическая решимость зашкаливает, и в течение одной-двух минут я испытываю непереносимую ее интенсивность, невозможно ничего делать, думать – все охвачено ее огнем, из глаз просачиваются слезы, физические переживания гурьбой носятся по телу, но нет желания фиксировать их и даже различать – в таком перенасыщенном состоянии это невозможно без потери интенсивности, а я не хочу терять интенсивность, я хочу запечатлеть это восприятие, хочу пережить его, каждая секунда экстатической решимости – огромная ценность, каждая секунда – это мой шанс на то, что я не потеряю, не забуду, смогу возвращаться снова и снова.
Глава 14.
Встречи руководителей групп конкретных историков, в просторечье – «зверинец», как правило проходили раз в неделю, от силы – два. Голографические конференции были, разумеется, открыты для всех желающих, - один щелчок стереовизора, и ты мгновенно «перемещаешься». Авторизованные участники были внутри главной арены, доступные всеобщему обозрению, имея возможность включиться в разговор в любой момент. Все остальные были словно в тени, но по решению ведущего могли также «перемещаться» в центр событий. Тора не сразу поняла, что, будучи теперь полноправным членом одной из групп дайверов, автоматически попадала в центральный круг.