Еще вчера, когда до меня все это дошло, сразу стало все ясно – решение уже есть, я буду преодолевать отчуждение, я буду порождать и испытывать влюбленность в свою девочку, буду хотеть ее именно как девочку – устремленную, испытывающую непостижимые для меня сейчас Переживания, нежную, безжалостную, искреннюю. Я буду представлять, как мы с ней ласкаемся и трахаемся – я буду преодолевать те стены, которые пока что обходил и даже усиливал. Описания того, как Рамакришна проявлял свою любовь к своей девочке, являются мощной поддержкой этого решения, я могу учиться у него искренности, отсутствия ханжества и отчужденности. И хотя он относился к ней как к матери (в том понимании, которое он вкладывал в это слово), а я – как к любимой девочке, это ничего не меняет. Я буду учиться у него любить свою божественную девочку. Я знаю, как это делать – шаг за шагом, усилие за усилием, упорство, решительность, устремленность.
Громко хрустнула ветка, и Слип замер.
«Ну и ну… скоро я стану таким же, как кадумы. Совсем потерял осторожность… возомнил себя умником, что ли? Смотри, Слип, лес проучит тебя, как он проучил кадумов…»
Теперь надо подождать, постоять на месте, а еще лучше – посидеть. Да, лучше посидеть. В таком состоянии, когда наступаешь на ветки и хрустишь на всю округу, можно натворить что угодно.
Вокруг все шершавое, мохнатое, мокрое, пахучее, густая мокрая трава, высокие раскидистые деревья с красной корой и висячим мхом на ветках и стволах. Большие овальные разноцветные листья в мелком прозрачном ручье.
Неопытному глазу лес показался бы слишком темным и неуютным, луна куда-то сбежала с неба, и все тени сдвинулись, дружно слились в одно влажное, подрагивающее, непредсказуемое существо. Раньше в такие безлунные ночи Слип старался даже не высовываться, но теперь он знал, как ориентироваться в полной темноте. Для этого не надо судорожно озираться по сторонам, и уж тем более не нужно никуда всматриваться и пытаться что-то разглядеть – это совершенно бесполезно. Нужно поднять взгляд чуть вверх от земли и поворачивать голову из стороны в сторону, не торопясь, сделав глаза будто бы расслабленными, мягко и широко охватывающими темноту; не стараясь ухватить детали, а лишь спокойно сосредоточившись на том, что ты хочешь, и тогда в какой-то момент прямо в центре груди возникает тонкое предчувствие, почти неуловимое, которое и ведет к цели. Теперь он уже умел это делать, натренировавшись в густых порослях на безопасных Вороньих холмах, что в полудне отсюда. Ночью ветер особенно яростно выдувает запахи прочь с холмов, подхватывая их у самой земли и унося вертикально вверх к верхушкам деревьев, а потом бережно опуская их к нижней кромке леса между холмами, так что можно не опасаться, что чуткий нос невольно будет давать подсказки глазам. Это было непросто, да, непросто… Слип ощутил гордость за свои успехи, но тут же вспомнил длинную Кариссу и быстро укоротил возникшее довольство, и вовремя! – тонкое равновесие между безмятежным знанием, живущим в груди, и тем, что он слышал, видел, нюхал, ощущал, не было потеряно. Чуть качнувшись, связь восстановилась, и он снова стал неотъемлемой частью этого леса, а не просто охотником или жертвой. Да… у Кариссы многому можно научиться. Он еще обязательно вернется к ней, и не раз.
