Хлебный запах проник из кухни в зал, добавив оживления воинам. Керрису есть не хотелось. Он пошел к выходу меж рядами столов и столкнулся лицом к лицу с владельцем замка.
— Доброе утро, дядя. — Керрис отвесил поклон.
Морвен, девятнадцатый лорд Торнорский, отличался крепким сложением и живостью характера. В наследство от предков ему достались волосы светлого золота и особенная бледность кожи. Последним фамильным признаком Керрис отмечен не был.
— Доброе утро, племянник. Поднялся в час смены караула?
Керрис кивнул. Морвен как будто не знал о его ночевках в казарме или нарочно делал вид.
— Если бы все мои воины были столь ретивы. — Слова прозвучали похвалой.
— Благодарю.
Подошел Узл, второй капитан стражи. Морвен мгновенно оставил племянника, словно того и не было рядом.
Хорошо, что он еще не высмеял меня, думал Керрис, покидая зал.
По просторному внутреннему двору он шел к Башне Летописца. В самой глубине его сознания коренилось объяснение того, что связывало его с братом. Уже не раз удавалось приблизиться к этой тревожащей мысли, но суть ее ускользала.
В косой тени от солнечных часов примостились трое детей. Их игра называлась «бумага-ножницы-скала». В отличие от большинства ребячьих забав, в ней мог участвовать и однорукий. В детстве Керрис любил эту игру. Так наловчился определять предметы, которые загадывали другие, что сверстники не стали принимать его. Или били, затеяв потасовку в конце игры. Дочь Морвена Эрет неизменно одерживала верх в детских драках, она была постарше. А ему удача никогда не улыбалась…
— Привет, летописец.
У подножия лестницы стояла девушка в красной накидке и коричневой тунике. Лицо над ворохом грязного белья. Щеки с оспяными рябинками. Гладкие волосы.
— Здравствуй, Кили, — выдавил он из себя, чувствуя, как заливается краской.
Два года назад она подошла в зале, улыбнулась и, прикасаясь к нему грудью, шепнула:
— Хочешь?
Никогда Керрису не предлагали такого. Сгорая от желания и стыда, он шел за нею в прачечную. Потом, лежа в грязных простынях, переживал приступ восторженной благодарности. До этой девушки только один человек так ласкал его. Его суетливая неловкость доставила ей удовольствие. Только спустя несколько недель он узнал, что обманулся. Случайно подслушал, как Кили в разговоре с подружкой называла его главным мужским достоинством культю и смеялась.
— Почему тебя не видно. — Она вильнула бедром, подтолкнув его.
— Работы много.
— Ах, как жаль. — Она поплыла по двору, покачивая бедрами. Стражники на стенах восхищенно улюлюкали.
