Минут через пятнадцать Соляник уже стоял на палубе без синего с полосками воротничка на плечах, без пояса и ленты на бескозырке. Что и говорить, вид у него был далеко не бравый.
Без воротника плечи Соляника оголились, без пояса флотская одежда потеряла свою форму и обвисла, как на портовом грузчике, а бескозырка, лишенная ленточки, сделала его уже совсем арестантом.
Вокруг Андрея Соляника собрались матросы, чтобы почесать языки.
— А ты знаешь, тебе такая форма больше к лицу, — под общий смех говорил кто-то из окружающих.
— Да он будто в ней и родился! — подсыпал жару второй.
Но Андрея Соляника нелегко было вывести из себя. В ответ на шутки он и сам улыбался, будто касались они не его, а кого-то другого, и, поблескивая своими шельмоватыми глазами, шутливо приказывал:
— Вы тут смотрите, чтобы во время моего отсутствия все было в порядке. Возвращусь — проверю…
Появился конвойный, маленький, неказистый Сеня Куценький, с автоматом на груди. И черноволосый красавец богатырь Андрей Соляник возмутился:
— Неужели вы, товарищ боцман, кого-нибудь другого не нашли? С ним же по улице идти стыдно!
Сеня Куценький вспыхнул:
— Ты у меня поразговаривай! Заставлю строевым по самой середине улицы шагать, чтобы все видели! Ишь какой герой нашелся! — И его острый носик покраснел, а маленькие птичьи глазки гневно блеснули. — Люди делом заняты, а его, пьянчугу, на гауптвахту веди! Я бы тебя, на месте командира, не на губу, а в канатный ящик на неделю засадил! Жаль, что нет у меня такой власти.
После этих слов все вокруг стали серьезными, потому что правда была на стороне Куценького. И Андрей Соляник перестал валять дурака.
Так и поплелся он по гулкой палубе до трапа под пристальным взглядом Сени Куценького и под дулом его автомата.
Команда разошлась по работам и учениям. А Юрий Баглай вышел из своей каюты и сказал боцману:
— Я буду в штабе.
* * *
С нелегким сердцем шел он в штаб. Еще бы: не успел принять корабль, как уже вынужден идти докладывать о ЧП.
«А может, я погорячился? — думал он. — Может быть, на первый раз надо было ограничиться строгим выговором, ну, наконец, лишить его берега? Тогда не нужно было бы докладывать в штабе, и все обошлось бы… Но нет, пусть не только Соляник, но и все на корабле зарубят себе на носу, что со мной шутки плохи. Дисциплина есть дисциплина. А на меру наказания жаловаться не разрешается!»
Курганова он не застал. Когда вышел из его приемной, наткнулся на замполита Вербенко. Этой встречи он боялся больше всего. Вербенко ответил на приветствие и сразу же спросил глуховатым голосом, глядя сквозь очки из-под тяжелых век прямо в лицо Юрию:
