— И скажешь такое… — смущенно отмахнулся Запорожец. — Стоят ли они этого? Разве что на смех…
— А почему же не стоят? — шагнула к нему Марина. — Это ведь не ради шутки сказано. А там, смотри, еще один орден дадут. Я же слыхала недавно по радио, что какого-то художника орденом наградили. А может, ты лучше, чем он, рисуешь. Давай, тащи сюда все свои картины!
Юрий молча посмеивался над словами Марины, над ее горячностью и в то же время любовался ею. Он все-таки любил эту неуравновешенную добрую душу.
— Ну что ж, посмотрим? — обратился к Юрию смущенный Запорожец. — Много, их у меня. Нарисую и поставлю. За другую принимаюсь.
Он выносил картины из чуланчика, из других комнат и расставлял перед Баглаем. Делал это молча, сосредоточенно, иногда задумывался, словно вспоминал что-то.
Но вот он принес большое полотно, блестевшее свежими красками.
— Взгляни, Юра. Этой ты еще не видел. Я ее недавно закончил.
Ночное небо. Ночное море. Вдали чуть заметно вырисовываются горы. На переднем плане — черные волны, взвихренные взрывами снарядов, и катер. На нем — крупным планом — фигура командира. На фоне огня четко вырисовывается его лицо. Китель на груди расстегнут. Рука вытянута в сторону кормы, с которой прыгают десантники в касках и бескозырках, с автоматами в руках. Он что-то приказывает…
— Это… он? — спросил Юрий.
— Да, это твой отец… Таким я его и запомнил на всю жизнь. Когда мы с тобой впервые встретились, ты спросил: «Как он погиб?» Этого я не знаю, я ведь говорил тебе, что и сам был на волосок от смерти…
Федор Запорожец присел к столу и опустил голову. По его лицу пробежали тени, губы дрожали, казалось, он вот-вот заплачет.
Юрий стоял молча, всматриваясь в лицо на картине. На мгновение к нему, как короткая вспышка, пришли воспоминания, словно повеяло ветерком от тех далеких-далеких детских лет… Отец подбрасывал его под потолок. «Летай, летай, сынок, вырастешь — моряком станешь, на радость нам с матерью…» Говорил ли отец эти слова? Говорил! Раньше они терялись в глубинах памяти, а вот сейчас всплыли… Все это было таким живым, реальным, что Юрий боялся пошевелиться, заговорить…
Наконец он пришел в себя. Видение исчезло.
— Как же вы сумели, дядя Федор? Столько лет прошло!
— Говорю же, по памяти… Да и тебя часто вижу… А вы с ним — как две капли воды. Это я для тебя нарисовал, в подарок.
— Не знаю, как и благодарить вас, — сказал растроганный Юрий.
— Заходи к нам почаще, вот и вся благодарность.
