— Почему ты? — гвоздем по стеклу резанули едва различимые слова.
Глаза калеки внезапно потемнели, укоризненный взгляд коснулся бойца.
— Ты программа… вирус… и я… братья — будем!
«Вирусапиенс?!» — удивился Тромб, присматриваясь к уродливому парламентеру.
Всё в нём было неправильным. Всё — начиная с формы тела, напоминающего осьминога, превращающегося в человека и остановившегося на середине пути, — кончая способом произносить звуки. Он выталкивал слова, не прибегая к помощи языка и губ. Точнее, губами он двигал, но совершенно не в такт произносимых слов, напоминая при этом неисправную механическую куклу. Лишь глаза, по-человечески любопытные, хоть и совсем недобрые, превращали нелепого обладателя пытливого взгляда в существо, обладающее разумом.
— Братья, — проскрипел Вирусапиенс, подняв ещё не руку, но уже и не щупальце.
Произнося каждое слово, уродец как бы пробовал его на вкус.
Похоже, что он впервые воспользовался человеческим способом общения и теперь, как маленький ребенок, удивляется своему голосу.
С каждым разом скрипящий «привет из мезозойской эры» все меньше вплетался в речь. Слова звучали чище — он быстро обучался.
— Войны бесполезность, — донеслось до Тромба.
Вспоминая многомерные разговоры с Димкой, воин загрустил. Прошло совсем немного времени с тех пор, как он вернулся в Сеть, а его уже радует даже простой, одномерный обмен словами. Разве можно сравнить этот черно-белый диалог с соцветием параллельного восприятия голоса, мысли, ощущений и эмоций собеседника. Микрофоны и видеокамеры — все, что осталось в его распоряжении.
«Где же ты, Дмитрий?» — мысленно вздохнул Тромб — и тут же улыбнулся.
Радовался он теперь любому проявлению чувств, любому эмоционально окрашенному воспоминанию — будь оно плохим или хорошим.
На начальном этапе новой жизни он вдруг испугался, что все человеческое осталось там — в прошлом. В коммунальной квартире, где по соседству проживал настоящий человек: друг, партнер и спаситель.
Ощутив свободу, поменяв человеческий мозг на компьютерную сеть, он остро почувствовал пришедшее с этим одиночество. Он ощущал себя жителем единственной планеты, плывущей по бескрайним просторам необитаемой Вселенной.
Первое время хотелось выть от тоски, но именно это желание успокаивало одинокого виртуального бойца. Ибо оно и было самым настоящим человеческим чувством, потери которого он так боялся. Отчего-то оно было для него теперь очень важным, придавало его существованию смысл. Неизвестно, сколько бы продолжалась хандра, если бы не война.
