Приближение к великой картине | страница 14
— А что говорю?
— Дай, — говоришь, — молока с пенкой. Ребятишки все так-то говорят: "Дай!"
Мое печное происхождение определило и места пребывания моего неявленного "Я", все они помещались в жарком и светлом пространстве, где главным было движение.
Конечно, есть у меня друзья, которые свою "капусту" отрицают, да только врут они. С "капусты" начинается создание нашего личного мифа — нашего диалога со вседержителем. Они, те, которые врут, просто еще по привычке стесняются Бога в себе. А может и не верят, что сейчас уже можно ЭТО иметь.
Если у вас нет вашего собственного мифа, то и формы души у вас тоже нет. И совершенствовать вам нечего: не можете вы, значит, и самоусовершенствоваться. Остается лишь подогнать себя под социальный штамп, чаще всего тот, который помогает в карьеристском расчете.
Вот мы и подошли к вопросам школы и педагогики.
Итак, два вопроса: "Где я был, когда меня не было?" и "Кем меня научат быть?"...
Мы живем под вольным дубом,
Наслаждаясь знаньем грубым.
Наши лесорубы валят лес по-дурному — так специалисты говорят: мол, безжалостно. Но еще безжалостней валят наш лес концессионеры. Концессионеру лишь бы взять кубометры, а молодняк, ягодники, зверье, речушки, ручьи — не его печаль.
Только навар! Только сегодня! А будущее?
Какое у концессионера будущее. Концессионер с будущим борется. Все укладывает в сегодня, как в саркофаг. После него остаются изорванные, исполосованные машинами пустоши. Растет на пустошах Иван-чай, папоротники да высоченная дурман-трава с белыми зонтичными цветками.
Первыми на пустошь из живья древесного придут березки. Подрастут, притенят землю, и поднимется среди них ель. Потом сосна. Потом ясень и даже дуб.
Сто лет надо, чтобы вольный дуб пошел в рост.
Американец в зеленых штанах и красном галстуке, однако, профессор, в штате Вермонт говорил мне:
— У нас есть дерево, правда, оно канадское — клен. Мы из его сока делаем кленовый сироп. Вы из клена делаете сироп?
Я говорю ему:
— У нас есть дерево береза. Из нее весной березовый сок бьет фонтаном. Но мы из него сироп почему-то не делаем.
— О, береза! — говорит американец. — Русское дерево. У нас в Вермонте березы растут. Русские эмигранты их обязательно гладят. Нужно делать из него сироп...
Стоят березы на косогорах — удивительные. Похожие на медперсонал в белых халатах. Стайкой — молоденькие акушерки. Осанистые — докторицы. Морщинистые, лысые — наверное, главврачи.