Сейчас Джун Питри говорила:
— Думаешь, это повлияло на него, Генри?
— Трудно сказать. — И по паузе Марк догадался, что отец раскуривает трубку. — У него лицо шут знает какое непроницаемое.
— Однако в тихом омуте черти водятся, — она замолчала.
Мать всегда говорила что-нибудь вроде «в тихом омуте черти водятся» или «взялся за гуж — не говори, что не дюж». Он нежно любил обоих, но иногда они казались такими нудными, точь-в-точь книжки в том отделе библиотеки, где хранятся фолианты. И такими же пыльными.
— Они же шли к Марку, — снова начала Джун. — Поиграть с его железной дорогой… И вот один умер, а другой пропал! Не води себя за нос, Генри. Мальчик что-то чувствует.
— Он прочно стоит на земле обеими ногами, — отозвался мистер Питри. — Что бы он ни чувствовал, я уверен, он держит себя в руках.
Марк приклеил левую руку чудовища Франкенштейна в выемку плеча. Это была особым образом обработанная «авроровская» модель — в темноте она светилась зеленым, так же, как пластмассовый Иисус, которого Марк получил в воскресной школе в Киттери за то, что от начала до конца выучил одиннадцатый псалом.
— Я иногда думал, что одного мало, — говорил отец. — Помимо всего прочего, это пошло бы Марку на пользу.
И мать, игривым тоном:
— Нельзя сказать, чтоб мы не старались, милый…
Отец хрюкнул.
В разговоре наступила долгая пауза. Марк знал, что отец листает «Уоллстрит джорнел», а у матери на коленях — роман Джейн Остин или, может быть, Генри Джеймса, их она перечитывала снова и снова. Марк никак не мог понять, зачем читать книжку больше одного раза. Ведь знаешь, чем дело кончится.
— Думаешь, не опасно отпускать его в лес за домом? — вскоре спросила мать. — Говорят, где-то в городе есть зыбучие пески…
— До них не одна миля.
Марк немножко расслабился и приклеил чудовищу вторую руку. Монстры фирмы «Аврора» занимали целый стол — Марк составил из них живописную сцену, которую менял каждый раз, как добавлялся новый элемент. В тот вечер, когда… что-то случилось, Дэнни и Ральфи действительно шли посмотреть на них.
— Думаю, ничего страшного, — сказал отец. — Конечно, только когда светло.
— Ну, надеюсь, кошмары из-за этих ужасных похорон его мучить не будут. Марк прямо-таки увидел, как отец пожимает плечами.
— Тони Глик… несчастный. Но смерть и горе — часть жизни. Пора ему свыкнуться с этой мыслью.
— Может быть.
Еще одна долгая пауза. («Что дальше? — подумал Марк. — Может, «ребенок — отец мужчины»? Или «как прутик гнется — так дерево растет»?) Марк приклеил чудовище к подставке — могильному холму на фоне покосившегося надгробия.
