В голове Майка ни с того, ни с сего, как это бывает, зазвучала католическая молитва по усопшему. Сидя у ручья и обедая, он слышал, как ее читал отец Каллахэн. А еще слышал беспомощные крики отца парнишки.
Помолимся же за брата нашего Господу нашему Иисусу Христу, который рек…
(«Отец мой, помоги же мне теперь»). Майк остановился и бросил в могилу бессмысленный взгляд. Могила была глубокой. Очень глубокой. Тени надвигающейся ночи уже собрались в ней, как нечто злое и одушевленное. Да, еще копать и копать. Засыпать ее дотемна не удастся. Ни за что.
Я — воскресение и жизнь. Кто верует в меня, и после смерти жив будет… («Повелитель Мух, помоги же мне теперь!») Да, открытые глаза. Вот откуда чувство, будто за ним следят. Карл пожалел резины, и теперь пацан Гликов таращил на Майка глаза. С этим следовало что-то сделать …и всяк живущий, кто уверует в меня, никогда не претерпит страданий вечной смерти…
(«Вот я принес тебе гнилое мясо, зловонную плоть»). Выбросить землю из могилы. Вот что нужно. Раскопать могилу заново, лопатой сбить замок, открыть гроб и закрыть эти жуткие, неподвижные, не отпускающие его глаза. Специальной резины у Майка не было, но в кармане лежали два четвертака. Сойдет. Серебро. Да, серебро — вот что нужно мальчишке. Теперь солнце стояло над крышей дома Марстена, едва касаясь самых высоких и старых елей на западе городка. Даже при закрытых ставнях дом, казалось, пристально глядел на Майка.
Ты воскресил мертвого, дай же брату нашему Дэниелу вечную жизнь.
(«Я принес тебе жертву. Левой рукою я принес ее»). Майк Райерсон вдруг соскочил в могилу и начал бешено орудовать лопатой. Земля летела наверх коричневыми взрывами. Наконец лезвие лопаты ударилось о дерево. Райерсон смел с боков остатки земли, а потом опустился на колени и начал наносить по латунной дужке замка удар за ударом.
У ручья заплюхали лягушки, в тени пел козодой и где-то пронзительно раскричались ночные птицы.
Шесть пятьдесят.
«Что я делаю? — спросил он себя. — Что, скажите на милость, я делаю?»
Он стал коленями на крышку гроба и попытался обдумать свой вопрос, но с изнанки сознания что-то подстегивало — скорее, скорее, солнце садится… тьма, не застань меня здесь.
Он замахнулся лопатой и в последний раз ударил по замку. Тот сломался. В последнем проблеске рассудка Майк взглянул наверх. С украшенного разводами грязи и пота лица неподвижно смотрели набрякшие белые круги глаз.
На груди небес засияла Венера. Тяжело дыша, Майк вылез из могилы, растянулся во весь рост на животе и пошарил в поисках защелок, удерживавших крышку гроба. Он отыскал их и открыл. Крышка отскочила кверху, петли заскрипели (точь-в-точь как Майк представлял себе) и показались розовый шелк, потом рука в темном рукаве (Дэнни Глика похоронили в деловом костюме), потом… потом лицо.
