Сели за трапезу. Сначала ели мужчины. Они расселись на скамьях, склонившись над низким столом. Женщины подавали кушанья. Мужчины оживленно беседовали. Их распирало любопытство, но они не были столь дерзки, чтобы расспрашивать Ифтаха.
И все же… Был среди них старый Тола, нетвердо стоящий на ногах, белый как лунь человек. По происхождению он был из Вавилона, большой северной страны. Когда-то он стал добычей Гилеада. Гилеад давно уже его освободил, и Ифтах, несмотря на то, что Тола был стар и немощен, держал его в доме как главного слугу.
Итак, старый Тола издавал какие-то звуки, показывая жестами, что хочет говорить. Наконец, он открыл рот и спросил Ифтаха без обиняков:
— Ну, как твой брат Елек, эта жадная лиса? Улыбался тебе?.. Недаром у нас ходит поговорка: если Елек целует тебя, пересчитывай зубы.
Ифтах ничего не ответил, но Тола не отставал:
— Надеюсь, ты как следует дал им там, в Мицпе, господин Ифтах! Ты молод, но молодая крапива жжет сильней.
Старик любил поговорки и часто употреблял давно и всеми забытые.
Когда мужчины поели, за трапезой собрались женщины. Мужчины же вышли из дома и, наслаждаясь ночной прохладой, расселись вокруг фонтана, ведя неспешный мужской разговор. Но и теперь Ифтах никому не рассказал, что было в Мицпе.
Только на следующий день, оставшись наедине с Ктурой, он поведал ей обо всем. Они шли по полю. Он держал eё за руку, потом обнял за плечи. Ему хотелось как можно точнее передать все, что произошло, и он старательно и напряженно подыскивал каждое слово. Одновременно он всем своим существом ощущал близость жены, любовался eё нежной смуглой кожей, eё решительной и изящной походкой. Когда он закончил говорить, она высвободилась из его объятий, встала напротив, посмотрела ему прямо в лицо. Eё большой рот растянулся в улыбке. Игриво, словно все это было шуткой, она спросила:
— Ну, что ты будешь делать? Прогонишь меня?..
Она стояла напротив — невысокая, стройная, неизъяснимо прелестная. Он любил ее. Любил все в ней, особенно — eё серые глаза.
— Прогнать тебя?! Лишить себя источника силы! — ответил он и засмеялся. Такое могло прийти в голову только этому священнику.
Они пошли дальше. Тропинка сузилась, он пропустил eё вперед. Eё уверенная легкая походка вселяла в его душу радость. Она обернулась и заметила своим глубоким мелодичным голосом, поддразнивая его:
— Он, должно быть, очень ценит тебя. Иначе не обещал бы так много. Судья в Израиле. Такого не было с времен судьи Гидеона. Ты был бы пятым судьей такого ранга.
