Он безумен, в который уже раз подумал я. Он даже не представляет, насколько он безумен. Маньяк, свихнувшийся на почве эдиповых комплексов и давно уже позабывший о действительных причинах своего сумасшествия. Ненависть к брату стала для него смыслом жизни, а месть – главной целью. Я не представлял для Александра значительной ценности, так как был всего лишь сыном Брендона, которого он ненавидел только в той мере, в какой ненавидел весь Дом Света. При других обстоятельствах он бы не стал рисковать из-за меня своим прикрытием, но получилось так, что по чистой случайности (невероятной, непостижимой случайности!) я оказался посвящённым в одну из его тайн, имя которой – Софи...
– Впрочем, – после паузы продолжил Александр. – За это время у меня появилась неплохая идея. Как я узнал, твоя кузина Дейдра просто без ума от тебя и очень болезненно восприняла... гм, слухи о твоей смерти. Так что, когда ты состаришься и действительно умрёшь, я отправлю посылку с твоим сморщенным телом не братцу Брендону, а Дейдре. Вот уж она порадуется!
Я в отчаянии застонал. О Митра, за что мне такое наказание?!
Александр с довольной ухмылкой следил за моей реакцией. Вдоволь насладившись, он равнодушно взглянул на трупы своих подчинённых и добавил:
– Отныне каждый год твоей жизни будет стоить жизней трёх человек. Можешь устраивать им какие угодно пакости, а я не намерен играть с тобой в кошки-мышки.
«Я больше не буду!» – чуть было не выкрикнул я и лишь в последний момент сдержался. Нет, я не стану унижаться, просить, умолять. Лучше уж я...
– Конечно, ты можешь в любой момент прекратить эти мучения, – вёл дальше Александр, будто прочитав мои мысли. – Но почему-то я сомневаюсь, что у тебя хватит мужества покончить с собой. Жертвуя чужими жизнями, ты будешь жить и надеяться, что я умру раньше тебя. Ну что ж, живи и надейся.
С этими словами он развернулся, вышел из дома и не спеша направился к своему летательному аппарату – скорее всего, космическому кораблю. Некоторое время я неподвижно сидел в кресле, борясь с оцепенением, затем резко вскочил на ноги, сорвал со стены лазерное ружьё и выпустил в спину Александра длинную очередь. Смертоносные лучи прошли сквозь него, не причинив ему ни малейшего вреда. Он не остановился, не сбавил шаг и даже не оглянулся, а продолжал свой путь, как будто вовсе ничего не произошло.
Эта пренебрежительность добила меня окончательно. Я швырнул на пол ружьё, взбежал на второй этаж в свою спальню, бухнулся ничком на кровать и так пролежал несколько часов в полной прострации. Если бы я мог заплакать, рассмеяться или в какой-нибудь другой форме закатить истерику, мне было бы гораздо легче. Но я не мог. И продолжал страдать молча, беззвучно.
