– Ну тогда и я стану звать тебя Миркин. Не зайчиком же и не котиком! К нашей профессии такие ласковые прозвища не слишком прикладываются.
«А что? – подумал Осетр. – Пусть зовет Миркином. Ей можно. Жена есть жена. Говорят, она ближе матери».
– Хорошо, зови. Мне нравится… До прыжка чем займемся?
Конечно, космические окрестности Малороссии не так оживлены, как у Нового Санкт-Петербурга, но и здесь приходится четыре часа тилипаться в евклидовом пространстве, пока доберешься до границы, за которой прыжок не сорвет с орбиты небесные тела местной планетной системы.
– Через час позовут на прием пищи, – сказала Екатерина. – А пока можно рассказать друг другу наши легенды.
Осетр отметил про себя выражение «прием пищи» – девушка явно была не из гражданских. И если легенда у нее гражданская, то это несомненный прокол.
Однако говорить ей сейчас об этом он не станет.
А рассказывать друг другу легенды – весьма умно. Он получил легенду через мозгогруз, и ничто так хорошо не закрепляет знания, закачанные из мозгогруза, как пересказ своими словами.
«Молодожены» вызвали из пола кресла и занялись сим умным делом.
Проснулся Осетр от чувства голода.
Голод был зверский – как и всегда, после прыжка. На его пронзительности не сказывался предпрыжковый обед: сколько бы ты ни съел, непременно придешь в себя с ощущением, будто в животе кишка гоняется за кишкой.
Екатерина еще не проснулась, посапывала в своем релаксаторе.
Осетр соскочил на пол, мягко, по-«росомашьи», подкрался к ней.
Лицо девушки было совершенно безмятежным.
Замужняя женщина, чего ей бояться, находясь рядом с «дражайшим супругом»?… Быстро она вошла в роль подруги жизни!.. А он, Осетр? Что он ощущает по отношению к «жене»?
Он прислушался к собственной душе.
Да уж всяко не любовь! По крайней мере, не ту любовь, от которой разрывалось в последнее время его сердце. Оно и сейчас, конечно, разрывается, но уже не так сильно – для «росомахи» на первом месте всегда его долг! (и хорошо, что вовремя об этом вспомнилось) – скорее не разрывается, а тупо ноет, истекая болью.
Но еще сильнее ноет пустое брюхо.
И только тут он сообразил, что на сей раз сумел забыться глубоким прыжковым сном.
Не было никакого полусна-полуяви.
Да, похоже, организм действительно начинает приспосабливаться к своему новому состоянию.
Удовлетворенный этим открытием, Осетр отправился в душ.
Все-таки Дед – умница. Думается, он не просто спрятал лейтенанта Приданникова от вражеских глаз, но и занял лейтенанта делом. А дело – неплохое лекарство от сердечных мучений.
