– - А где это – Пушкин? – спросил Федор, сворачивая ногтем пробку.
– - Как где? Ты что, не был? Под Ленинградом, на электричке двадцать минут.
– - Так чего, поехали? – осведомился Федор в сторону Максима, развалившегося на кресле, как Меньшиков на картине Сурикова. Максим безмолвствовал.
– - Когда, сейчас что-ли? – спросил Петр.
– - А когда?
– - Надо ж с утра, в выходной; там в парк cходить можно.
– - Поехали в выходной.
– - Идите вы в жопу со своим Пушкиным, – прервал разговор Максим, – пацаны, раков они не видели.
Он встал, уже стоя допил пиво, подошел к раскладушке и, сняв ботинки, лег. Раздался звук, как если бы, скажем, два отряда гусар скрестили бы шпаги.
– - А чего не съездить? – сказал Федор.
– - Какого ляда туда тащиться… – после долгой паузы, когда никто уж и не ждал ответа, объяснил Максим.
Да, конечно, трудно и представить Максима и Федора вне дома или его окрестностей, хотя поди ж ты – были в Японии…
– - А чего, поехали в субботу? – не унимался Федор.
– - Вали хоть в жопу, темноед, – проговорил Максим.
– - Почему темноед? – удивился Петр.
– - Потому что ночью встанешь поссать, а он сидит на кухне в темноте голый и жрет чего-нибудь из кастрюли.
Все засмеялись. Федор особенно умиленно.
– - С похмелья! С похмелья-то оно конечно! А у Кобота всегда в кастрюле суп есть!
Налили по пиву.
– - Петр, дай-ка бутылочку, – лежа головой к стене крикнул Максим.
Петр подал бутылку пива; Максим, как больной, кряхтя повернулся и стал пить.
– - Ладно, – сказал он, утирая пену с губ, – сегодня понедельник? В субботу поедем, только теперь уже точно.
– - Ну, а я про что говорил? Я же говорил! – развел руками Федор, многообещающе улыбаясь.
* * *
На следующий день ученики прямо с работы приехали к Максиму и Федору, чтобы все подробно обговорить, приготовиться, точно все наметить.
У Петра в эту субботу оказался рабочий день, но он договорился об отгуле, хотя ему и не полагалось. Пришлось выклянчивать, обещать всякое. Особенно трудно объяснить, зачем понадобился отгул. Не сказать же прямо – договорился в Пушкин поехать – не пустят! В воскресенье, скажут, поезжай. У Василия все вроде было нормально, хотя сама работа ненадежная – в любой день могли отправить в командировку – правда, всего на один день.
Сидели часа три и почти не пили – считали, сколько денег надо, да во сколько выехать, что брать с собой. Федор неожиданно для всех очень беспокоился, приговаривал: "Пальтишко взять не забыть, ватничек захватить", – хотел, чтобы все было тщательно распланировано, суетился. Обычно он совершенно ни о чем не заботился – есть ли деньги, заплачено ли за квартиру, есть ли в доме еда – все ему до лампочки, в чем спал (а спал он обычно одетый), в том и гулял везде. Тут же его будто подменили. Поездка в Пушкин казалась ему совершенно необыкновенным, чудесным делом, которое ни в коем случае нельзя пустить на самотек. Максим тоже вел себя необычно – никаких высказываний типа "да ну в жопу", ко всему внимателен, даже разрешил Федору взять ватник. Видно было, что они с Федором и до прихода учеников долго говорили.
