– - Как, как? Что такое?
– - Так называется…
Последовала тягостная пауза. Кобот, с такой натугой включивший газ, выключил его и пошел к себе в комнату. Войдя, он, так же как и вчера, долго и быстро ходил туда-сюда, ни о чем не думая.
Вечером, возвращаясь с работы и уже подойдя к дому, Илья Давидович увидел в дверях Пужатого, безотчетно, неосознанно повернулся и, сВежившись, прошел мимо дома.
– - Эй, Кобот! – окликнул его Пужатый.
Кобот, пометавшись на месте, подошел.
– - Ты чего это от меня шарахаешься?
– - Да нет, я… Мне надо было…
– - Темнишь все? Я же видел – ты к дверям шел.
Было уже темно, и это придавало сцене зловещий оттенок.
– - Ну, шел, да вот в магазин решил зайти, – с надрывом сказал Кобот.
Пужатый молчал. Лицо его было в тени. На пуговицах обмундирования светились колючие звезды. Илья немного помолчал за компанию и отошел за дом, где и промыкался с полчаса для отвода глаз.
Вечером перед сном Илья Давидович, чуть заглянув на кухню, отшатнулся и замер за дверью. Красный распаренный Пужатый со стаканом в руке шептал Федору:
– - Этот Кобот, я смотрю, тот еще корефан. Еще утром заметил: что за ядрен батон морду воротит! Боится чего-то. Сейчас вот в магазин за вермутом иду, гляжу мать честная! Кобот! Увидел меня – и шмыг в сторону, воротником прикрывается. Ну ладно, думаю, видать, за тобой водится. Да еще и спрашиваю: "Ты где работаешь-то?" А он мне говорит: "В Хре- нобре"! Ну ладно, думаю, гусь ты хорош…
– - В Механобре! В Механобре я работаю! – забывшись, пролепетал Илья за дверью.
Это был сильный и неожиданный эффект. Даже Федор с испугом глянул на дверь, а Пужатый вскочил и, выбежав с кухни, наткнулся на вытаращившего глаза Илью Давидовича. Они некоторое время стояли молча, почти вплотную, блестя глазами и взволнованно дыша.
– - Ага… – сказал Пужатый, поправляя майку. Илья, шатаясь, побежал к себе в комнату.
– - Идиоты! Что за идиотизм! – бормотал он. – Фу! Как все… Фу! Идиотизм абсолютный! – он подошел к зеркалу и напряженно глянул в него. Зеркало мудро и матово светилось вокруг искаженного отчаянием лица. Илья, не в силах чем-либо заняться, долго стоял у зеркала, то так, то сяк выворачивая голову и скаля зубы. Это бессмысленное занятие давало какой-то выход напряженности, невесть за что свалившейся.
Сухо и зловеще тикал будильник.
Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел Пужатый, уже в форме и в сапогах. Не спрашивая разрешения, он сел за стол, вынул папиросу и, разминая ее, стал оглядывать скромную, но благообразную комнатку. Илья Давидович, как пойманный за руку вор, понурившись, стоял у зеркала.
