Сестра Стерн опять со смехом схватила меня за руку:
— Доктор! Этот стетоскоп для новорождённых не годится! Нужно взять педиатрический, — она выбежала и тотчас вернулась с миниатюрной копией моего стетоскопа. А я и не знал, что они бывают разных размеров. — Может, перестанете паясничать, а? У нас масса работы.
— Знаете что, доктор Стерн, — я отступил на шаг, махнув рукой в сторону ребенка. — Осмотрите-ка мальчика вы, а я погляжу на стиль вашей работы.
— Что ж, я могу, — тут же попалась она на удочку. Тон у неё был уязвлённый, но выражение лица, как раз напротив, польщённое. Она выслушала мальчика, потом повесила стетоскоп на шею и принялась манипулировать с ручками, ножками и бедрами младенца, заглянула ему в глаза, в уши, в рот и в попку, а потом пробежалась пальцами по его голове и туловищу. Наконец, отошла и с вызовом уставилась на меня: — Итак?
Наклонившись, я поцеловал её в лоб.
— Спасибо, доктор, вы спасли моего единственного сына, — проронил я нарочито плаксивым голосом.
Зато младенец словно позабыл о скорби. Никто толком не знает, мыслят ли новорождённые и осознают ли происходящее. Вернее, никто, кроме меня. Это дитя знало, что я враль, а не врач, это видно было по его лицу.
После этого я осмотрел нескольких младенцев. Конечно, я так и не узнал, что именно делаю, зато, благодаря сестре Стерн, делал это правильно.
Но по-прежнему массу времени проводил в кладовке на седьмом этаже.
Естественно, порой моё шутовство допекало окружающих. Как в ту ночь на одиннадцатый месяц моего притворства, когда к столу дежурной сестры, где я царапал на карточках свои нечитабельные примечания, прибежала сестра из детского отделения.
— Доктор Уильямс! У нас в 608-й синюшный ребенок! Идите скорее!
Сестра была новенькая, лишь месяц назад из медицинского колледжа, и пострадавшая от одного из моих розыгрышей.
В первое её дежурство я велел ей «принести в детское отделение ведро пара, чтобы простерилизовать помещение» — и она поспешно ринулась в бойлерную, куда направил её услужливый интерн.
Как ни странно, за одиннадцать месяцев в роли доктора я ни разу не слышал выражения «синюшный ребенок», и подумал, что она просто решила отплатить мне той же монетой.
— Сейчас подойду, — ответил я, — но сначала зайду к зеленушному ребенку в 609-ю.
Увидев, что я не трогаюсь с места, она ринулась прочь, криком призывая одного из интернов. Скрывшись за углом, я справился в своем медицинском словаре. Оказалось, что] синюха, или цианоз, — это нехватка кислорода в крови, обычно из-за врождённого порока сердца. Я очертя голову ринулся в 608-ю палату и с облегчением увидел, что один из интернов выручил меня снова: он как раз устанавливал над постелью ребёнка кислородную палатку.
