— Побудь здесь, — распорядился он и прошёл через открытую дверь в другую комнату. Я обернулся кругом, оглядывая комнату, после долгого пребывания в заплесневелой норе удивляясь её огромности и простору. И вдруг оцепенел, столкнувшись лицом к лицу с ужаснейшей тварью на свете.
Это был человек. Должно быть, человек, но, Господь небесный, что за человек! Высокий, изнурённый, голова покрыта грязными космами нечёсаных волос, доходящими до пояса, лицо закрывает грязная, спутанная борода, опускающаяся на живот.
Из горизонтальной щели, оказавшейся его ртом, струйкой сочились слюни, а глубоко ввалившиеся глаза горели, как угли. Его обнажённое тело покрывали грязь, язвы и струпья, придавая ему сходство с прокажённым. Чрезмерно отросшие ногти на руках и ногах загибались, как когти стервятника. Да и вообще, сам он смахивал на стервятника. Глядя на это привидение, я содрогнулся. И ещё раз содрогнулся, когда забрезжило понимание.
Я увидел в зеркале самого себя.
Я всё ещё ужасался собственному облику, когда охранник вернулся, неся одежду, перекинутую через руку, и пару ботинок.
В этом наряде я узнал свой собственный — тот самый, в котором меня привели в тюрьму.
— Надевай! — буркнул страж, вручая мне вещи и швыряя туфли на пол.
— Простите, а нельзя сначала принять душ и побриться? — спросил я.
— Нет, одевайся, — злобно рявкнул он на меня. Я торопливо натянул вещи на свое грязное тело. Теперь они стали велики мне на несколько размеров. Ремня не было. Стянув брюки вокруг исхудавшей талии, я вопросительно поглядел на тюремщика. Выйдя в соседнюю комнату, тот вернулся с куском хлопковой верёвки, и я стянул ею брюки на поясе.
Почти тотчас же явились двое жандармов; у одного в руках была целая охапка кандалов. Один затянул вокруг моей талии толстый кожаный ремень с кольцом впереди, а второй замкнул у меня на лодыжках тяжелые оковы. Потом на меня надели наручники, накинули на шею петлю из длинной тонкой цепочки, обвили ею цепь наручников, пропустили через кольцо пояса и сцепили замком с ножными кандалами. Скручивая меня по рукам и ногам, ни один из полицейских не обмолвился ни словом. Затем один, указав на дверь, подтолкнул меня, а его напарник двинулся на выход впереди меня. Я зашаркал за ним. Идти нормально мне мешали ножные кандалы и страх перед неведомым местом назначения. Так меня не сковывали ещё ни разу. Я-то думал, такие меры предосторожности применяют только к буйным, опасным преступникам.
