Разбуженные, полуодетые слуги сбегались с зажженными свечами: лакей, кучер, горничная, кухарка и няня.
Графиня кричала:
— Пруссаки, пруссаки!!
В то же мгновение сильный стук, похожий на удар тараном, потряс дверь, и грубый голос снаружи выкрикнул по-немецки какое-то приказание, которого никто не понял.
Тогда г-жа де Бремонталь сказала двум старым слугам:
— Сопротивляться им нечего, надо избежать насилий. Откройте им поскорей и дайте все, что они потребуют. Я же запрусь у себя с сыном. Если они спросят обо мне, скажите, что я больна и не могу спуститься.
Вторичный удар потряс дверь, и от него задрожал весь замок. Один за другим последовали новые удары. Они раздавались в коридорах, как пушечные выстрелы. Неистовые крики доносились из-за стен; казалось, началась осада.
Графиня вместе с Аннеттой спряталась в детской, в то время как двое мужчин со всех ног бросились открывать захватчикам. Кухарка и горничная, потеряв голову от страха, продолжали стоять на ступеньках лестницы, ожидая дальнейших событий и готовясь бежать в любую открытую дверь.
Когда г-жа де Бремонталь приоткрыла полог кроватки Анри, мальчик безмятежно спал: он ничего не слышал. Она разбудила его, но не знала, что сказать, чтобы его не взволновать и не испугать сообщением о прибытии этих негодяев, которые находились внизу с оружием в руках.
Когда под ее поцелуями мальчик открыл глаза, она рассказала ему, что проходившие в этой местности солдаты пришли в замок. И так как ребенок часто слышал разговоры о войне, он спросил:
— Это чужие солдаты, мама?
— Да, дитя мое, чужие.
— Как ты думаешь, они не видели папу?
Она почувствовала болезненный толчок в сердце и ответила:
— Не знаю, мой дорогой.
Вместе с Аннеттой она быстро одевала его во все самое теплое, так как ничего нельзя было ни знать, ни предвидеть.
Удары тарана прекратились. Теперь внутри замка слышались только шумный гул голосов и позвякивание сабель. Это был захват, вторжение в жилище, насилие над святостью очага.
Графиня, прислушиваясь, вздрагивала, и в ней поднималось яростное чувство возмущения, гнева и протеста. В ее доме! Они были в ее доме, эти ненавистные пруссаки, и вели себя полновластными хозяевами, имевшими право даже убить.
Вдруг кто-то постучал к ней в дверь.
— Кто там? — спросила она.
Голос лакея ответил:
— Это я, госпожа графиня.
Она открыла, и слуга вошел.
— Ну, что? — пролепетала она.
— Они хотят, чтобы вы спустились.
— Я не пойду.
— Они сказали, что если хозяйка не захочет, она сами придут за ней.
