Пока что сегваны готовили тяжёлые камни, чтобы уложить их под углы. Левый берег Светыни был небогат валунами, и мореходы ломали гранитную вышь, нависшую над водой. Растелившись до пояса, вгоняли деревянные клинья, поливали их кипятком… Розовато-серый камень поддавался с превеликим трудом, лица и загорелые плечи сегванов были до крови посечены каменной крошкой, но упорства новосёлам было не занимать.
— А ещё наддай! Аптахар, неужто оскудела рука у тебя? Ещё! Ещё! Раньше твоих ударов трудно не заметить было! Э-эх! А — ещё! Ты ж не бьёшь, а жену будто ласкаешь!
Сегваны ругались и хохотали, названный Аптахаром хрипло отвечал, не прерывая работы:
— На себя посмотри… Э-эх!.. Вроде и горазд… Э-эх!.. Брюхо за столом набивать… Э-эх!.. А вся сила на то уходит, чтобы в шатре ночью храпеть!..
Винитарий тоже был среди своих людей, наравне махал молотом, воюя неприступный веннский гранит. Хотя нет, какое! Трудил себя больше самого ражего из своих воинов. А иначе как? Вождь потому и вождь, что люди за ним с охотой идут. Ибо он среди них — лучший. И в бою, и в работе. И никто не сказал, что быть лучшим легко…
Так думалось Твердолюбу, наблюдавшему с лодочки за делами гостей.
— Дедушка Астин! Отчего они своего Винитария иногда Людоедом зовут, когда он не слышит? — спросил как-то Межамиров Щенок. — Ты сам родом сегван, растолкуй!
Старый жрец долго молчал. Собрал бороду в кулак, снова разгладил…
— Я давно чту закон Близнецов, — ответил он наконец. — Но, так уж получается, если ушей достигает весть с Островов, голос крови повелевает мне навострять слух… А про Винитария у нас говорят часто и разное, как про всякого, кто торит свой собственный путь. Я прожил много зим и слышал про него, ещё когда он был мальчишкой. Это теперь он подтесал своё имя на аррантский лад и собрался уводить своё племя на Берег, чтобы мирно осесть вдалеке от морских дорог. В молодости он был другим… Он искал лишь ратного счастья, полагая домашнюю жизнь постыдной для воина. Однажды, одержав верх над храбрым врагом, он вкусил его плоти, чтобы подчинить и вобрать мужество побеждённого… Во времена, о которых сложены песни, деяние кунса прославили бы сказители. Но сегодняшний народ утратил величие помыслов, и поступок молодого вождя не снискал восхищения. Так он стал Людоедом и не очень-то радуется, слыша это прозвище из чужих уст. Я и вам, ребятушки, про это рассказываю, чтобы, вы поостереглись. Станете языками мести, кабы между Серыми Псами и левобережьем тень не легла.
