Затем они втроем ели запасы из рюкзака Густава; Грилле тоже получил свою порцию. Он уселся в сторонке у стены и зажал между колен банку с тушенкой. Он вынимал вилкой большие куски мяса и накладывал их себе на большой ломоть черного хлеба.
У Джонни не было аппетита. Он съел только несколько небольших кусочков, потом попил чаю.
— Послушай, Густав, — помолчав, сказал он, и неуверенно посмотрел на друга.
— Что тебе?
— Он назвал тебя предателем… — Джонни показал на парня из гитлерюгенда.
— Я это слышал.
— Но ведь ты никакой не предатель, правда?
В эту минуту Грилле отбросил пустую банку на другой край двора. Она покатилась с ужасным шумом. Парень же с удовольствием погладил свой живот.
— Отличное ощущение появляется сразу, когда поешь, — сказал он, слегка отрыгивая, — а вот это вам, наверное, еще пригодится. — Он щелчком подвинул Джонни и солдату перевязочный пакет. — А теперь позвольте вас спросить: когда вы собираетесь трогаться в путь?
— А ты как думаешь? — обратился Густав к Джонни.
— Я бы хотел еще немножко передохнуть, — попросил тот.
— Мы не можем оставаться здесь долго.
— Густав, пожалуйста, ну еще хоть часок!
— Так долго? — подал голос Грилле. — И попасть здесь в руки русских?
— Наелся и опять надулся от спеси? — недовольно проворчал Густав.
Грилле потянулся. Он действительно чувствовал себя отлично.
— Задержать вы меня не можете, — сказал он, позевывая. — А короткая передышка мне и самому нужна. — Он поднялся, вышел на середину двора и снова уселся в тени колодца, повернувшись к Густаву и Джонни спиной.
— Послушай, Джонни, — возобновил Густав прерванный разговор, — я хочу тебе кое-что объяснить.
— Да?
— Когда мы еще были в шалаше, ты мне рассказывал о солдатах, которые хотели ехать на поезде с беглецами, помнишь?
Мальчик кивнул. Перед глазами его снова возникла ужасная картина: полевые жандармы сталкивают с поезда ефрейтора, и тот надрывно плачет.
— Я такой же, как и он, — тихо продолжал Густав. — Но, видишь ли, слово «предатель» здесь никак не подходит. Так говорят только те, — он на секунду замолк, подыскивая нужное слово, — только свиньи, да-да, свиньи. Твоя мать нашла для них самое подходящее название.
— Так, значит, ты все-таки расслышал меня тогда?>: — подавленно спросил Джонни.
— Расслышал. Твоя мать, должно быть, умная и понятливая женщина…
Мальчику пришлось по душе такое замечание.
— Она, конечно, не слишком рада этой войне?
Джонни постарался смягчить свой ответ:
— Она иногда ругается.
