— Запрещаю!
Встретив жалобный взгляд Мещерского, генерал отвернулся и сухо сказал:
— Уложить в гроб десяток разведчиков — нехитрое дело. Можете идти.
О Лубенцове он не сказал ни слова.
Мещерский вышел, полный обиды и даже злости на комдива. Встретив напряженный взгляд ожидавшего внизу Митрохина, он махнул рукой.
Когда Мещерский ушел, генерал некоторое время сидел в одиночестве, потом велел подать машину и поехал на передовой наблюдательный пункт, к водокачке. Он поднялся по деревянной лестнице. Разведчики повскакали с мест. Генерал посмотрел на них очень внимательно. Лица у людей были хмурые, одежда — мокрая насквозь. Антонюк тоже был здесь.
— Бинокль, — сказал генерал.
Ему подали бинокль. Он поднес его к глазам и спросил негромко, ни к кому не обращаясь:
— Где тот дом?
Митрохин объяснил. Генерал долго смотрел на «тот дом», потом сказал:
— Что же вы? Угробили начальника? Ночью будете его выручать.
— Есть перебежчики, — сказал Антонюк.
Генерал ничего не ответил и начал спускаться вниз. Спустившись на две ступеньки, он остановился, обернулся и спросил:
— Что он передал по телефону?
Мещерский повторил то, что уже однажды докладывал генералу:
— Он сказал мне: передай генералу, чтобы атаковали на всех участках одновременно. Он очень настойчиво говорил мне это, даже несколько раз повторил. Потом связь порвалась.
Генерал пошел к своей машине, стоявшей неподалеку в овраге. Приехав к себе, он спросил, где находится Плотников. Сказали, что в политотделе. Генерал позвонил в политотдел:
— А Лубенцов-то…
— Я уже знаю, — устало сказал Плотников.
Генерал положил трубку и подумал о Вике. Вика очень любила Лубенцова.
Поздно вечером к генералу собрались дивизионные начальники. Они сели вокруг стола в ожидании распоряжений. Последним прибыл подполковник Сизых. Он остался стоять у стены.
Отдав распоряжения на завтра, генерал сказал:
— Артиллерия работала хорошо.
Сизых облизал сухие губы языком и только теперь сел. Генерал произнес:
— И разведка… тоже хорошо работала.
Антонюк, присутствовавший на совещании, вышел от генерала с каким-то неприятным чувством. Уж очень все жалели о Лубенцове, и хотя никто этого не говорил, но Антонюк ощущал разницу, которую генерал делал между Лубенцовым и им, Антонюком. Конечно, и Антонюк жалел Лубенцова. В конце концов гвардии майор был справедливый начальник и хороший разведчик правда, без специального образования. Антонюк — теперь он сознался в этом перед самим собой — многому научился у Лубенцова. Гвардии майор хорошо разбирался в самой сложной боевой обстановке и очень точно отсеивал правильные и важные данные от неправильных и маловажных.
