— Я уже доехала. — Наташа заторопилась к выходу. — А вы пропустили свою остановку.
— Я провожу вас. Даже если вы не разрешите, я все-таки провожу вас...
Она подала ему руку. Так, не выпуская ее руки, он зашагал рядом.
Осторожно придерживая Наташу, Николай перевел ее по дощатым мосткам, перекинутым через широкий ров строящегося метрополитена. За мостками поднимался земляной отвал, протоптанный глубокими тропками, а за ним начиналась улица. Обычная сельская улица. Луна освещала деревья, уже набиравшие листья. Справа, в отдалении, возвышалась широкая железная труба. Из нее вылетали языки пламени, клубился жирный дым, какой бывает при неполном сгорании мазутного топлива.
— Завод, — объяснила Наташа, — там делают изоляторы. Когда ветер в нашу сторону, закрываем окна. И все равно не помогает. Белья нельзя вывесить. С детства меня преследует эта копоть.
Луна как бы переменила местожительство и теперь проталкивалась через оконные проемы недостроенных зданий; господствовал стиль унылого западноевропейского кубизма.
— Там строят жилой городок для студентов, — сказала Наташа, — а еще дальше — железная дорога.
В устье темной улицы угадывалось еще не тронутое строителями поле. Оттуда вместе с прелыми запахами оттаявшей почвы и курного угля доносились гудки и сиплое шипение пара.
— Мой дядя работал там кузнецом. — Наташа сбавила шаг, высвободила руку. — Он любил пить слишком горячий чай. Получил рак пищевода. Папа тоже был кузнецом, там же... — Она указала на поле, на мерцавшие за ним огни. — У вас родители живы. Вы счастливее меня...
— Не знаю... Я плохой сын.
— Иногда это только кажется...
От булочной, небольшого щитового домика с рубероидной крышей, свернули вправо и пошли почти по такой же улице, как в Удолине. Ни мостовой, ни тротуаров. Палисадники, огороженные заборами. И даже лаяли собаки — все, как в деревне.
Под ногами мягкая, сырая земля. Разбитыми зеркалами светились лужи.
— Вот и дошли. — Наташа остановилась у калитки бревенчатого старого дома. — Я живу у тети, Лукерьи Панкратьевны. Дом построили мои родители. После их смерти тетя взяла меня на воспитание.
Она попрощалась и быстро ушла. Железная труба продолжала дымить. В воздухе чувствовалась копоть.
От Всесвятского до Петровского парка Николай шел около часа. Окраины засыпали рано. Почти во всех домах погасли окна. Кое-где на углах маячили милиционеры. Возбужденные коротким свиданием, нервы понемногу успокоились. Сегодня что-то случилось. Что же? Если проверить, почти ничего. Случай в трамвае? Ну, что за невидаль! Парень попался хилый, да и вся компания жидкая. Пришлось погорячиться. Не грубо ли это могло показаться со стороны? Чуть что, в ход кулаки... Хорошего же Наташа останется о нем мнения!
